— Мы опоздаем на поезд, — сказал Майетт, глядя, как шофер безуспешно крутит заводную ручку, — стартер не действовал.
— Назад я вас повезу быстрее.
Наконец машина начала просыпаться, заворчала, заснула и опять проснулась.
— Теперь-то мы поедем, — сказал шофер, влезая на свое сиденье и включая фары, но, пока он убеждал мотор работать без перебоев, сзади, во мгле, раздался какой-то хлопок.
— Что такое? — спросил Майетт; он подумал, что это выхлоп машины.
Затем хлопок повторился, а немного погодя раздался другой звук, словно из бутылки вылетела пробка.
— Стреляют на станции, — сказал шофер, включив стартер. Майетт оттолкнул его руку.
— Мы подождем.
— Подождем? — повторил шофер, — Это солдаты. Нам лучше убраться отсюда, — торопливо объяснил он.
Он не подозревал, как Майетту хотелось последовать его совету. Майетт был напуган: в отношении к себе солдат он почувствовал тот самый настрой, который может повести к погромам, — но все же продолжал упрямиться; он не был полностью уверен, что сделал все возможное для розыска девушки в Суботице.
— Они идут сюда, — сказал шофер.
Кто-то бежал по дороге со станции. Вначале снегопад скрывал его от них. Потом они увидели зигзагами бегущего к машине человека. Он добежал до них поразительно быстро; маленький и толстый, он хватался за дверь, стараясь влезть в машину.
— В чем дело? — спросил его Майетт.
У незнакомца слегка заплетался язык.
— Уезжайте отсюда быстрее.
Дверь заело, он перевалился через верх и, задыхаясь, плюхнулся на заднее сиденье.
— Есть там кто-нибудь еще? — спросил Майетт. — Вы один?
— Да, да, один. Поезжайте отсюда быстрее.
Майетт обернулся назад и попытался разглядеть его лицо.
— А девушки там нет?
— Нет. Никакой девушки.
Где-то около станционных зданий вспыхнул огонь, и пуля царапнула крыло автомобиля. Шофер, не ожидая приказаний, резко нажал ногой, и машина рванулась с места. Она рикошетом перескакивала по шоссе из одной ямы в другую. Майетт снова стал всматриваться в лицо незнакомца.
— Вы ведь были в Стамбульском экспрессе?
Человек кивнул.
— И вы не видели девушки на станции?
Тот вдруг разговорился:
— Я расскажу вам все, что произошло.
Речь его была неясной; многие фразы заглушала ныряющая машина; он сказал, будто его задержали потому, что он не предъявил таможне кусочек кружев; солдаты плохо с ним обращались и стреляли в него, когда он сбежал.
— И вы не видели никакой девушки?
— Нет. Никакой девушки.
Взгляд его абсолютно искренне ответил на упорный взгляд Майетта. Надо было долго всматриваться ему в глаза, чтобы отыскать в их непроницаемой глубине проблеск злобы, огонек хитрости.
Хотя деревянные стены содрогались от ветра, в темном сарае без окон среди мешков было тепло. Доктор Циннер поворачивался снова и снова, чтобы избавиться от боли в груди, но она мучила его; только в тот момент, когда он поворачивался, ему становилось немного легче; если же он лежал спокойно, боль возвращалась. Поэтому всю ночь он беспрестанно ворочался. Временами он сознавал, что снаружи ветер, и принимал шорох снегопада за шуршание гальки на берегу моря. В такие минуты, лежа в сарае, он вспоминал о годах изгнания и начинал склонять немецкие существительные или спрягать французские неправильные глаголы. Но его воля к борьбе ослабла, и, вместо того чтобы упрямо и с сарказмом сопротивляться своим страданиям, он плакал.
Корал Маскер положила его голову удобнее, но он снова сдвигал и поворачивал ее, беспрестанно бормоча что-то, слезы катились по его щекам и текли на усы. Она уже не пыталась помочь ему, силясь найти в прошлом убежище от своего страха. И теперь, если бы их мысли обрели видимые очертания, сарай наполнился бы странной мешаниной. Под цветными светящимися буквами, образующими вывеску «Здесь выступает Крошка», священник перекинул рясу через руку и шмыгнул с куском мела к классной доске; группа детей преследовала одного ученика, они издевались над ним, вбегали в дверь на сцену и выбегали из нее, носились вверх и вниз по лестнице, ведущей в контору агента по найму. В стеклянной будке на мрачном берегу моря женщина ругала соседа, в это время колокол звонил, созывая людей к чаю или на молитву в часовню.
— Wasser,[17] — прошептал доктор Циннер.
— Что вы хотите? — Она наклонилась над ним, вглядываясь в его лицо. — Позвать кого-нибудь?
Он не слышал.
— Хотите попить?
Он не замечал ее и все время повторял: «Wasser». Она знала, что он в бреду, но нервы ее уже не выдерживали, и она сердилась на то, что он не в состоянии отвечать ей.