— Вы правы, люди изменились, и, увы, далеко не в лучшую сторону. Но, по-моему, Шадана Дуруджу никто не переплюнет. Меня от его статей чуть не стошнило. Он такие дифирамбы поет Адему и его партнерам, что, чего доброго, поверишь, будто они настоящие герои и делают все лишь во благо людей. Он даже не пытается как-то прикрыть свою лесть. Ну а тех, кто подал на компанию в суд, он, само собой, поливает грязью. И прежде всего — руководителей небезызвестной нам ассоциации. Проходится по Намыку, которого именует бывшим террористом, и по всем остальным. Якобы все они — продажные мерзавцы, предатели родины и противники благополучия народа.
Было в нашем расследовании что-то странное. Почти все жертвы были замешаны в противозаконных делах или, по крайней мере, закрывали на них глаза. Если Намык и его товарищи правы, то получается, из-за этого попустительства пять человек лишились жизни.
У нас было две группы подозреваемых. Одна хотела сохранить историческое наследие города, вторая — на этом наследии нажиться и даже, если потребуется, уничтожить его.
Честно говоря, мне очень не хотелось, чтобы убийцами в итоге оказались Намык и Лейла. Может быть, наши взгляды на жизнь во многом и не совпадали, но я все-таки испытывал к ним какую-то симпатию. Скорее всего потому, что они пытались защитить мой любимый город, хоть и весьма своеобразным способом. Если же виновным окажется Адем Йездан, вряд ли я особо расстроюсь. Но нет, я ни в коем случае не приемлю убийство, неважно, совершено ли оно во имя высокой цели или ради мелких корыстных интересов. Умерших назад не вернуть, и убийство означает еще одну отнятую жизнь.
— А что же жертвы? — спросил я со вздохом. — Тогда погибли пять человек. Как их семьи отреагировали на случившееся? Поддержали иск?
— Не думаю. Если бы они обвиняли в чем-то «Дерсаадет Туризм», журналисты такую новость ни за что бы не упустили. Если бы родственники погибших сказали что-нибудь о самом Адеме Йездане или его фирме, все газеты пестрили бы заголовками, связанными с судебным разбирательством. Но вот сейчас дело заново откроют, и кто знает, может, кто-то из них передумает и выступит против компании. — Заметив, что я так и не притронулся к сэндвичу, она сказала: — Да вы ешьте, инспектор.
— Списка людей, выступавших экспертами по делу, у нас тоже пока нет? — спросил я, откусывая кусок.
— Увы. В газетах их имена тоже не упоминаются. Мы получим все материалы в понедельник.
Опять мы не продвинулись ни на шаг. Я с трудом жевал кусок, который упорно не желал проглатываться.
— Если хотите, есть кола, — предложила Зейнеп, видя мои мучения, хотя и знала, что я эту гадость не жалую.
Рядом с Зейнеп стоял пакет, в котором лежали две банки. Я взял одну. Сладкая жидкость обожгла мне язык. Проглотив наконец кусок, я поставил колу на скамейку, и тут мой взгляд упал на вторую банку в пакете — она была совсем другая.
— А это у тебя что? — поинтересовался я.
Зейнеп сначала потупила взор, как будто я застал ее на месте преступления, а потом взглянула на меня с надеждой на понимание.
— Это энергетик. С ним голова лучше работает.
Я поднес банку поближе и начал читать состав: содержание кофеина зашкаливало.
— Зачем ты это пьешь, Зейнеп? Он ведь даже вреднее колы.
Она беззаботно пожала плечами.
— Не волнуйтесь, я не постоянно на нем сижу. Вот закончим расследование, не будет нужды работать круглые сутки, и я на эти энергетики даже не взгляну.
Я решил не развивать эту тему.
— Хорошо. А про фургон есть новости?
На лице девушки не отразилось ни малейшего воодушевления.
— Мы показали фургон свидетелям: охраннику из отеля возле Святой Софии и людям из мечети Фатих. Но они не смогли с уверенностью сказать, его ли они видели. Однако мы обнаружили пятно крови на пластиковом покрытии в задней части фургона.
Это уже было интересно.
— Пятно крови? Свежее?
— Примерно пятидневной давности. Мы определили группу крови и сопоставили с данными жертв. Выявилось совпадение с группой крови Недждета. Сейчас проводят ДНК-анализ. Но результаты будут, скорее всего, только через два дня.
Если ДНК совпадет, то дело можно считать раскрытым. Но Зейнеп почему-то не выказывала никакой радости.
— Ты, я вижу, ни на что особо не рассчитываешь? Думаешь, совпадений не выявят?
— Пока рано что-либо говорить, инспектор. — Она обвела сквер грустным взглядом. — Нам противостоит шайка преступников, которые за пять дней убили пять человек. И при этом не оставили ни единой улики. Если за всем этим и правда стоят Намык и сторонники, то я не верю, что они могли совершить такой промах и не заметить кровь одной из жертв в собственном фургоне.