— Неужели? Может, прочтешь? — предложила она.
Недурно. Даже если бы Евгения попросила его не читать, Йекта и тогда бы прочел свой стих. Можно было понять это, только взглянув на его лицо. Я же чувствовал себя немного странно. С одной стороны, было любопытно услышать, что он там про меня написал, с другой — непроизвольно обнаружил себя в центре всеобщего внимания. Впрочем, нашему поэту было далеко наплевать на мои чувства, и он начал:
По правде сказать, мне это даже понравилось, но я не подал виду.
— Когда, черт возьми, ты это написал?
— Еще в лицее, в последнем классе…
— Понятия не имел.
— Да я же тебе никогда не читал…
— Прекрасные слова! — прошептала Евгения. — Особенно про ребенка в слезах. Мне это сравнение больше всего понравилось. — Она отняла свою руку от моей и как бы не всерьез упрекнула: — Я не знала, что ты умеешь грубо выражаться, Невзат!..
— О-о-о, видела бы ты его в молодости! Он матерился как солдат! Все время с кем-то ругался и дрался.
Похоже, сегодня Йекта собирался окончательно застыдить меня.
— Да если бы! Самым большим драчуном у нас всегда был Демир.
— Чушь собачья, — сказал ветеринар. — Это ты всегда попадал в передряги, но из-за того, что я был самым крупным из вас, влетало именно мне. Это меня постоянно вызывали к директору.
— Представляю, какими вы были в школе, — захихикала Евгения и снова потянулась к бокалу с ракы. — Давайте выпьем за вас троих.
— За нас! — повторил Йекта. Язык у него и правда немного развязался. — За наше детство… И ушедшую молодость… За разбитые мечты… За угаснувшие воспоминания…
Наконец-то пропала вся фальшь. Мы стали самими собой, позабыв ненадолго о прошлом и позволяя эмоциям свободно разгуливать. Их было так много, что никто из нас долгое время не отваживался заговорить. Опять пришлось отдуваться Евгении.
— Итак, Йекта, — сказала она, взглянув затуманенными от ракы глазами на нашего трубадура. — Момент настал.
Тот сразу же понял, о чем она говорит, но, как обычно, решил нас немного помариновать. Когда его высочество был в настроении, то не утруждал себя расспросами, слушает его кто-нибудь или нет, — сразу брался читать свои вирши. Но если стервеца вежливо попросить: «Йекта, дорогой друг, прочти-ка нам что-нибудь» — вот тогда начиналось настоящее представление. Он выделывался, кривлялся как мог, затягивал так, что уже и ждать было невыносимо.
— Неужели? — начал он игру в кошки-мышки. — Момент для чего?
— Да для чего же еще? — осек я его. — Для стихотворений твоих.
— Я же только что прочитал одно…
— Ограничимся этим четверостишием?
— Когда речь идет о поэзии, дело далеко не в количестве… — начал он наставлять нас на ум.
Тут уже Демир не выдержал:
— Давай уже, Йекта… Обещал — так читай!
Обычно он и на Демира особо не реагировал, но в этот раз с нами была Евгения, и перед ней было не совсем удобно. Поэтому он согласился.
— Ладно, ладно… Но если вам не понравится, я не виноват…
Все, кто был за столом, в один голос гаркнули:
— Йекта!
— Хорошо… — наконец сдался он. — Стихотворение называется «Без тебя». — Откашлявшись, он начал:
Пока он читал, Евгения скользила взглядом по моему лицу. Она чувствовала, что в юности, в прошлом, с нами троими произошло что-то трагичное. Но она никак не могла решиться спросить об этом. Как будто бы ждала, что я сам ей расскажу. Но я бы не смог. Поэтому просто закрыл глаза и позволил поэзии захватить меня.