— Чудесно, — прошептала Евгения абсолютно искренне. — Великолепно!.. Какой счастливице ты посвятил все это?
Это был очень невинный и вместе с тем опасный вопрос — такой, после которого вся радость, весь восторг этого вечера мгновенно угасли, наполнив легкомысленную беседу отчаянием и горем.
Йекта не ответил. Точнее, просто не смог. Демир предпочел убраться восвояси:
— Поставлю-ка я рыбу на гриль, пока огонь совсем не погас, — сказал он.
Нам с Йектой бежать было просто некуда. Совсем сбитая с толку Евгения уставилась на меня — она так и не получила ответа на свой вопрос. Я лихорадочно соображал, как бы спасти зашедшую в тупик ситуацию, но в этот момент Йекта собрался с духом и сказал:
— Я написал это стихотворение для Хандан — единственной женщины в моей жизни.
Хандан
— Кто такая Хандан? — спросила Евгения.
Мы уже покинули дом друзей, и она задала этот вопрос не Йекте, а мне. Несмотря на всю свою храбрость, она просто постеснялась сделать это там, в саду. Да и вообще, как только Йекта начал читать стихотворение, все волшебство вечера куда-то исчезло: мы не смогли больше наслаждаться ни рыбой, ни ракы.
Мы с Демиром попытались оживить обстановку, но мрачная, тяжелая атмосфера давила на всех.
Евгения спросила про Хандан сразу же, как только мы сели в машину.
— Одна наша подруга, — сказал я, поворачивая ключ в замке зажигания. — Мы дружили вчетвером.
«Рено», потихоньку раскачиваясь, поехал по знакомым опустевшим улочкам Балата. Мой ответ не устроил Евгению.
— Подруга, значит, — съязвила она. — Невзат, почему ты ничего не рассказывал мне про своих друзей?
— Понятия не имею, — я попытался отвязаться от расспросов. — Наверно, просто подходящего момента не было…
Она заговорила, и я расслышал печаль в ее голосе — вся ласковость куда-то улетучилась:
— Если бы я что-то знала, то никогда бы не спросила про Хандан. Йекта бы тоже не расстроился, и вечер, начавшийся так чудесно, не закончился бы так ужасно.
Она была права, но я не знал, что сказать, поэтому молча смотрел вперед, на дорогу. Но Евгения заслуживала извинений или, по крайней мере, объяснений.
— Вообще-то, это довольно интересная история… — начал я.
Она тут же забыла о том, что злилась, и спросила:
— Ты сейчас про Хандан и Йекту?
Откуда ей, бедняжке, знать, как оно было. Она подумала, что в Хандан был влюблен только Йекта.
— Я сейчас про Хандан, Йекту и Демира…
Ее зеленые глаза вспыхнули.
— Хочешь сказать, что оба твоих друга были влюблены в Хандан?
— Да, так и есть, — ответил я, и тяжесть воспоминаний обрушилась на меня с новой силой.
Продолжать я не стал — не смог, но Евгения не отставала.
— А ты?
Я удивился: не ожидал, что она спросит об этом.
— Что ты имеешь в виду?
Ни на секунду не отводя от меня своего взгляда, она сказала:
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Да откуда?
— Ты ведь тоже был влюблен в Хандан, правда?
Нет, она вовсе не обвиняла меня. Просто хотела знать. О моей прошлой жизни, о тех, кого я любил, о прежнем Невзате. Вот почему ее так интересовала Хандан. Ожидая моего ответа, она смотрела на меня с такой лаской и нежностью, что я чуть было не проговорился. Да, я тоже был влюблен в Хандан. Но так ли это было на самом деле? Сходил ли я по ней с ума так же, как Йекта и Демир? Я не мог ответить на этот вопрос со стопроцентной уверенностью.
Мимо проносились беспорядочные балатские улочки, и у меня перед глазами вставали детские воспоминания. В тусклом свете фонарей тонули доносившиеся из прошлого голоса. Сколько всего было связано с этим местом… И среди всей этой кучи воспоминаний лучше всего в память впечатались те, что были связаны с Хандан. И правда, какой она была? Стройная, хрупкая, темноглазая девчушка с длинными прямыми волосами… Да, отчего-то она вспоминалась мне не девушкой и не женщиной средних лет, а именно маленькой девчушкой. Может быть, потому, что я был знаком с ней еще до Йекты и Демира. Хандан была нашей соседкой, дочерью Фарука-амджи и Надиде-тейзе. Мы так долго знали друг друга, что я уже даже не мог вспомнить, когда и как мы впервые увидели друг друга. Хандан всегда была в моей жизни, как мама с папой, как наши соседи — Димитрий-амджа и его жена Сула-тейзе, Месут-амджа, Нида-тейзе с сыном Ихсаном, как Примо-амджа, Рашель-тейзе и их дочь Эстер. Я никогда не воспринимал ее как сестру, но всегда — как близкую подругу. Мы вместе ходили в детский сад и начальную школу. Но и этим не ограничились — продолжили общаться в средней школе. Потом в нашей жизни появились Демир и Йекта. Их класс распустили, и они перешли в наш. Сначала они подружились со мной, потом — с Хандан. Никак не могу вспомнить, когда они начали испытывать к ней симпатию, кто в кого первым влюбился… Даже не могу точно сказать, был ли я сам влюблен в Хандан…