– Кто это? Марина Высоцкая… – Я тогда старалась вспомнить из какого отдела может быть эта Высоцкая и Кирилл Павлович, явно забавлялся тем, как я старательно хмурю лоб, но никак не могу вспомнить эту Марину. Сдавшись, я спросила с чувством осознания собственной некомпетентности:
– Кто она? Из какого отдела?
– Да не из какого!
Я тоскливо всхлипнула, вспомнив как шеф весело рассмеялся и протянул телефон с открытой в ленте фотографией загорелой блондинки в пестром бикини:
– Не знаю кто она такая, но лайкает меня уже две недели и при этом она на море! А мы с тобой три года в отпуске не были.
– Шутник вы, однако. Главное, Марине Сергеевне не показывайте, а то будет вам и море и Марина Высоцкая.
– Ну посмотреть же можно. Тебе небось кавалеры пачками сердечки шлют.
– Я не регистрировалась.
– Ты чего? Сейчас все в интернете знакомятся.
– А мне знакомиться не надо. У меня Тимур есть, вы есть, Лариска тоже есть, и квартира в Москве – есть! Что еще надо?
– Даш, ну что ты ей Богу, как маленькая. Сама знаешь, что надо молодой женщине, вырастившей одной сына. Тимур твой скоро свинтит, и останешься куковать в полном одиночестве. Мы с моей Мариной Сергеевной хоть и ругаемся бывает так, что у дома с деревьев листва первой опадает, а все ж живем, считай, душа в душу. А ты столько лет одна. Неужели так своего летчика любила?
– Может и любила, сама уже не помню.
Разве я могла ему рассказать то, что много лет привыкла скрывать и таить? Я даже себе запретила об этом думать. Моя история всегда начинается со скамейки. Как я сидела и думала. Я всегда рассказываю эту историю, пропустив факт, что до того, как “думала”, должно было стоять “плакала”. Потому что ведь я конечно, думала о том, что же теперь делать тоже. Но сперва, конечно, плакала. Стыдно даже вспоминать. Еще я никогда не рассказывала где была скамейка. Просто скамейка в Москве. Интересно, сколько скамеек в Москве? Вот пару лет назад на Арбате появилась самая длинная, например, а в Зарядье стоят геометрические, так похожие на деревянные брусья, а на Лужковом мосту есть даже скамья примирения с бронзовыми крыльями ангелов. Ее открывали в день покровителей семьи святых Петра и Февронии и Тимур тогда все спрашивал, была ли наша похожа на нее? Свою я бы назвала скамьей печали и разочарований, но на мое счастье там я встретила Колю и судьба моя снова изменилась. И кому какое дело, что она стояла прямо в аэропорту. Коля шел как раз после рейса с коллегами. Когда сын спрашивал, как я познакомилась с его отцом, то я всегда рассказывала о том, как сидела на скамейке в задумчивости, а Коля не смог пройти мимо и мы поженились буквально через пару недель после знакомства.
– А я помню, какая ты горемычная была, когда он умер. – сказал тогда Кирилл Павлович. – Молодая вдова с ребенком на руках. Отчаянная и отважная. Только худющая словно тростиночка, но решила всем доказать, что справишься сама. Доказала, Даш, справилась. Теперь пора подумать о себе. Что в твоей жизни есть кроме Тимура и фабрики? Я тоже не вечный. Вот пойду скоро на пенсию. Удочки куплю себе, буду ездить с внуками на рыбалку. А то с такой работой меня в семье, считай, и не видят.
– Будете мне оттуда фото ершей присылать. Я вам тоже на них буду лайкать в мессенджере.
– Разве мне будет время? Нет, Даша, придется тебе зарегистрироваться и в режиме онлайн наблюдать за появлением ершей и окуней в моей ленте. А там глядишь, может и жизнь у тебя новая начнется.
Разве я могла рассказать ему почему так старательно столько лет обхожу все соцсети и прошу не выкладывать нигде фото со мной?
Хотелось зажмуриться от мысли о том, как несправедлива жизнь. Не будет значит ершей. И окуней не будет. И Кирилла Павловича моего не будет. А что теперь будет со мной? И с нашим концерном? Самый пик продаж. Не справиться нам без него. Я же, когда соглашалась, чтобы он меня на свое место рекомендовал, думала, у меня будет хотя бы полгода подготовиться к вступлению в должность. Но я не подведу. Лариса мне поможет.
Ладошки стали холодными и я накинула на плечи шарф. Как это случилось? И почему Марина Сергеевна позвонила именно Ларисе? Было больно от потери, тело сковывало от шока и застывшего в онемевших ватных ногах ужаса, но где-то в груди противно царапала обида на Ларису, которая, конечно, не виновата, что оказалась нужнее жене шефа в такую страшную минуту. Но я чувствовала себя из-за этого, словно посторонняя, хотя это ведь я привела Ларису сюда работать много лет тому назад. Позвонить в такую минуту Марине Сергеевне было страшно, но я все же пересилила себя. Она не могла говорить от душивших слез и я просто выразила соболезнования.