Станция "Фронтир"
Пролог.
"Молния Харканса" – вся в серых царапинах от космической мелочи, а на левом движке – один здоровенный, обугленный шрам от плазмы. Дрожала сейчас, знаете, как загнанная крыса в углу. Последние часы в этом проклятом астероидном танцполе... Нервы экипажа – натянутые струны, вот-вот лопнут.
Глыбы. Гигантские. Крутятся, неизвестно с какой скоростью. Щебень. Искрится. Вечная угроза. Немая. За иллюминатором – просто холодная смерть в разгаре буйства. Вибрация от маневровых движков – прямо в грудь Дмитрию. Гулкий, частый рокот. То ли корабля, то ли его собственное сердце.
Глаза – стальные, холодные – метались по экранам, высчитывая путь. Пальцы впились в потрёпанную кожу подлокотников кресла, белые от усилия, ногти оставили полумесяцы на изношенной поверхности. Каждый рывок "Молнии", визг сирены "МИМО!" – отдавался в мышцах судорогой. "Тише... Плавненько..." – мысленно бубнил он себе и кораблю. Правая рука сама потянулась к плазменному пистолету на бедре – особенно когда очередная скала чуть не поцеловала борт.
И вдруг – бац! – каменный ад раздвинулся. Чистый космос. Давление в груди схлынуло, оставив какую-то липкую пустоту. Глаза всё ещё сканировали черноту за стеклом, пальцы – всё также мёртвой хваткой впились в подлокотники. И вот она.
Не просто показалась – выросла из темноты. Как чудовищный коралловый риф. Сбитый из древнего шахтёрского остова и наглых, блестящих наростов Галактического Согласия. "Фронтир". Имя-то какое! Гимн выживанию и дерзости. Или, как на картах кабинетных крыс значится, "Пограничная Конечная Станция".
Дмитрий вёл "Молнию" сквозь этот безумный светопад. Мигалки на ржавых вышках – SOS! Слепящие прожектора доков – выхватывают угловатые тени кораблей без опозновательныйх знаков. Неон борделей и баров ("Звёздный Глоток"? Серьёзно?) – пульсировал, как гнилые зубы, налепленные на древний каркас. Глаза слезились от его ядовитой яркости.
Вакуум дрожал. Рёв движков, скрежет манипуляторов, гул генераторов, которые вот-вот треснут. Вибрация въедалась в кости. Станция дышала. Выдыхала паром и вонью перегара от металла, грохота и воплей. Человеческая жизнь – отчаянная, гнойная – клокотала под коркой пыли, вмятин и похабных надписей на стенах.
На мостике – тишина. Напряжённая. Только бормотание навигатора да резкие, как плевки, команды штурмана. Тон, обычно приятный, сейчас хрипел: "Снижение, три градуса! БЫСТРО!"
Щёлк! Связь. Диспетчер. Голос – низкий, с акцентом окраин. Никакого вежливого робота. Живой. Усталый. И циничный до мозга костей. – "Молния Харнакся" (всегда коверкают!), канал 117.4. Подтвердите вектор на Слот Гамма-42. И шевелитесь, у меня здесь очередь до самого Пояса висит!
Слот Гамма-42... Зиял в боку станции, как свежая рваная рана. Древний, кривой модуль, приваренный к помятому стыковочному кольцу. Из щелей сочилось – конденсат, какая-то маслянистая жижа. Смешивалось в мерзкие капли на обшивке "Молнии". Вокруг копошились ремонтные пауки-дроны и грязные буксиры. Прожектор станции – один-единственный, мигающий в каком-то судорожном ритме – выхватил обшарпанный борт "Молнии". Подчеркнул её жалкую уязвимость перед этим ржавым монстром.
Дмитрий стиснул зубы. Ювелирная точность? Чудо здесь нужно было, ей-богу. Не просто ювелирная точность. Мысль мелькнула, и перед глазами – ледяной взгляд Патриарха на том последнем совете. Пальцы сами сжались в кулаки. Чувствовал, как гравитация станции буксовала – мерзкие микровихри на стыке полей прямо под ногами путались.
Выхлопы грузовоза! Контрабанда, пьяные удары по курсу. Пальцы – холодные, точные – мелькали над панелью. Двигатели взвыли. Затихли. Дрожь. Каждый рывок – боль в позвоночнике, будто ножом скребут. "Тише... Плавненько... Стены здесь ближе, чем в Поясе, и куда злее..." – пронеслось в голове Димы, между ударами сердца и воем движка.
В метре от адаптера. Команда на полный стоп. "Молния Харканса" зависла. Чуть не чиркнула по модулю станции, покрытым космической грязью и похабными каракулями.
В иллюминатор мостика Дмитрий увидел их: фигуры в потрёпанных, заляпанных неизвестной грязью скафандрах. За мутным бронестеклом стыковочного узла. Докеры. Один лениво махнул рукой – будто муху отгонял. Другой орал что-то в шлем. Вакуум съел звук, но яростное тыканье толстым пальцем в стекло, прямо в сторону мостика "Молнии" – кричало громче слов.
-Шевелись, шпана! – прокуренный голос бригадира прорвался через микрофон скафандра. Тот самый презрительный тон, как у надсмотрщиков в порту Харканс Прайм. Мурашки по спине. Не от страха. От гнева, который подкатил комом к горлу.