Неподвижная. Слишком неподвижная. Глаза – открытые, стеклянные, пустые, застывшие на потолке. Не видящие. След единственной слезы – высохшая грязно-коричневая дорожка на опухшей щеке, как шрам. Правая рука лежала плашмя точно на нижней части живота, ладонью вниз, пальцы растопырены в жутком, механическом отведении. Не защита. Не боль. Палица. Надгробная плита, вмурованная в плоть над местом, где было похоронено всё: ощущение, огонь, сама суть её бытия. Пустота, зияющая под каменной ладонью.
Бездна, которую не заполнить нейросетями или синтетикой. Он смотрел на руку-надгробие, и его собственная правая рука, только что зашитая Морвин, сжалась в судорожном спазме, отозвавшись тупой болью под наношвами. Он чувствовал вес этой каменной ладони на своей вине.
- Отчётность, – резкий, безличный голос Софи взрезал гипнотическую тишину образа, вернув молодого человека в стерильный кошмар отсека, – Общая сумма долга: 1,27 млн. ₵ кредитов. Плюс проценты Cerberus-Veil, — Пауза, как взвод курка, — Выплачивается после… приобретения головы Мирт Валентира.
Слова ударили в стерильный воздух, свинцовые и окончательные, — 1,27 миллиона.
Цифра впилась в сознание, холоднее иглы криогеля. Голова Мирта. Цель, висевшая над безумием, обрела омерзительную цену в кредитах. Стоимость за попытку купить невозможное искупление. Цена, чтобы искалеченная Тара Бейли хоть выглядела целой. Ирония горела желчью на языке, смешиваясь со вкусом крови от прикушенной щеки.
- Добавить штраф за просрочку? За моральный ущерб? – голос Софи, подчёркнуто нейтральный, резал глубже скальпеля Морвин.
Стимулятор на груди пульсировал – механический гул над физическими трещинами. Ничто перед расколом в команде, перед пропастью молчания из медотсека Тары. Её образ – неподвижный, с рукой-надгробием на месте пустоты – висел перед внутренним взором, ярче любой атаки Мирта. Немой укор, сильнее презрения Кейла, холоднее ярости Морвин. Пустота в глазах отражала его собственную.
Империя Дравари ждала. Гигантская крепость, цель всего. Пламя мести, которое должно было сжечь врага, лизнуло его пятки. Достаточно для хрупкой плёнки над ранами. Никогда – для заживления трещин доверия, бездны, вырубленной сапогом в паху Тары и в ткани команды.
Молчание Тары в Медбэе тянулось в сознании – не тишина, а активная, гнетущая пустота, глубже космоса за шлюзом. В ней – эхо её немого запроса на гранату вместо терапии. Вся ярость, боль, унижение, ждущие выхода. Когда случится – никакие кредиты, нейропротезы не спасут. Он знал это. Чувствовал ледяным комом в горле.
Дмитрий выиграл бой. Сломил мятеж. Утвердил власть. Но цена... разворачивалась прямо сейчас: кровавым пятном на перевязке, немой картой долга в воздухе, вечной пустотой под ладонью-надгробием в медотсеке. Искра Сайлекса горела впереди, но свет уже не мог прогреть лёд в ядре, где вина и предчувствие сжались в тяжёлый шар. Пустота в глазах Тары, долг в миллион, ненависть бойцов охраны – вот изнанка власти, кровавая и неотвратимая, раскрывавшаяся на нём, как рана под скальпелем Морвин. Контроль был куплен. Цена капала кредитами и кровью, секунда за секундой, в вечность.
Глава 23. "Честь, Запятнанная Кровью и «Заратустрой".
Полированный цилиндр из дюрастильного сплава, искажая отражения, стремительно взмывал вверх. Стен как таковых не существовало – их заменяли призрачно-лазурные проекции станционного сектора. Под ногами вибрировала поверхность пола. После въевшихся в броню мазута и крови, искусственно охлаждённая атмосфера, пропитанная металлическим духом и ароматом незнакомых цветов (лёд и лилии), резала ноздри. Лица озарялись резкими алыми вспышками от стробоскопических маячков. Пространство заполнял низкий гул моторов.
Прислонившись к стене, Дмитрий замер. Отражение в голограмме вытянулось до гротеска. Полуприкрытые глаза, лицо под слоем копоти – каменная маска, лишь микроподергивание брови свидетельствовало о боли в рёбрах. Напротив, спиной к бездонному пространству, стоял Кейл, кулаки сжаты за спиной. Тишина между ними сгустилась, нарушаемая лишь гулом и щелчками шахты.
Не открывая глаз, Дмитрий спросил низким, ровным голосом: — Масштаб? От ворчания до горелок?
Кейл, глядя на отражение командора, челюсти напряжены, ответил: — Не только. Бойцы ПСР. Охрана. Докера и инженеры, чьих близких защитила Бейли. Даже часть наших «оруженосцев». Станция дышит ненавистью. На вас. Это… фитиль к огромной бочке с порохом, — произнёс сержант, в чьём тоне гнев пробивал дисциплину.