***
Частный Отсек 3 был гробницей из кристалла и стали. Тишина здесь была глухой, искусственной, нарушаемой лишь ритмичным, механическим гулом – симфонией аппаратов, державших тело на грани бытия. Воздух пах стерильным холодом, озоном от работающих генераторов и едва уловимым сладковатым запахом некротической сыворотки, капающей в вены.
Дмитрий лежал на репульсорной платформе, похожий на изваяние из бледного воска. Крепкое тело, обычно излучавшее напряжение и силу, было беспомощно, привязано эластичными полями. Лицо под прозрачным кислородным куполом – безжизненно, резкие черты сглажены наркотической анестезией и глубокой комой. Только микроподергивание века, вызванное хаотичными всплесками мозговой активности, выдавало бурю, бушевавшую в запертом сознании и подпитываемую пылающим символом порабощения на сгибе левой руки. Оно пульсировало тусклым, нездоровым синим, как гниющее сердце в глубине, свет то слабел, то наливался ядовитым сиянием в такт всплескам на нейроскане.
Тонкие иглы-катетеры, воткнутые в основание черепа, излучали тихий, высокочастотный писк. Они вели отчаянную борьбу, подавляя псионическую обратную связь от канала безумия. На голографическом проекторе над койкой мерцали трёхмерные карты нейронных путей. Агрессивные красные сгустки – аномальная активность от клейма – дёргались на голограмме, яростно бросаясь на невидимые барьеры стабилизаторов, оставляя кровавые шлейфы на доли секунды.
Незримые силовые контуры обволакивали грудную клетку. Тихое гудение – работа нанокомплексов, сращивающих трещины. Иногда под кожей пробегала рябь – микророботы залечивали следы битвы.
Прозрачные трубки подсвечивались голубым, очищая кровь. Жидкость в колбах меняла цвет с мутно-красного на янтарный.
Голографические проекции жизненных показателей парили над койкой. Зелёные линии пульса и дыхания мерцали искусственной ровностью, время от времени давая микроскачок – отголосок бури под поверхностью. Жёлтые зоны – нестабильность нейрохимии. Красная метка псионического стресса – пульсировала угрожающе, как сердце чужеродного паразита. Голос Софи был лишь тихим фоном в данных, её модуль заглушён протоколом «Сигма» – Морвин не терпела помех.
Доктор Анна стояла у медицинского пульта, профиль резок в холодном свете мониторов. Длинная нечеловеческая рука замерла на консоли, тонкие пальцы чуть согнуты, готовые к микроскопической коррекции. Тонкие проводки от запястья были встроены в панель, сливаясь с интерфейсом. Обсидиановые глаза прикованы к потоку данных. Лицо – непроницаемая маска концентрации.
В тени, за пределами стерильной зоны, застыл сержант Кейл. Лишь белый пар от дыхания под забралом выдавал жизнь в этой статуе из брони и тревоги. Шлем снят, зажат под мышкой. Широкое, щитообразное лицо изборождено морщинами усталости и немой, гнетущей тревоги. Большие карие глаза прикованы к неподвижной фигуре на платформе. Тяжесть неотступной мысли. Ожидание приговора. Пальцы медленно сжимали край шлема, полимер тихо стонал под нарастающим давлением. Дыхание его было громче, хриплее обычного, сдавленное усилием и напряжением.
Прошли часы. Или минуты. Время текло иначе. Наконец, Морвин оторвалась от консолей. Поворот – резкий, экономичный. Женщина подошла к прозрачной стене, разделявшей миры, и нажала кнопку интеркома. Голос – холодный и чистый, как стерильный скальпель-Сержант Кейл.
Мужчина вздрогнул, словно от разряда статики. Белое облачко дыхания под забралом дёрнулось. Шагнул вперёд, к стеклу. Тень накрыла мерцающие индикаторы.
- Доктор. Как он? — голос низкий, натянутый, как трос под нагрузкой.
Селлеанка не отвела взгляда. Бездонные глаза встретились с глазами сержанта через барьер.
- Состояние… критические. Стабильно тяжёлое, — слова Анны падали гирями. Кейл сумел лишь кивнуть, полимер шлема застонал под его хваткой.
- Физические повреждения под контролем. Рёбра срастаются. Кровотечения остановлены. Биофильтрация выводит токсины, — селлеанка сделала микропаузу, палец замер над интерфейсом, глядя на дёргающуюся красную метку, — Но угроза – здесь, — доктор легко ткнула пальцем в висок.
- Псионическая обратная связь от имперского клейма. Оно активировано на глубинном уровне. Не метка. Живой шрам на психике. Канал для… чужеродного. Данные показывают паттерны, не соответствующие ни одной известной псионической сигнатуре – только холод и давление, как гравитация чёрной дыры. Стабилизаторы сдерживают бурю, но не гасят источник, — безучастный голос Морвин заставил челюсть Кейла сжаться. Пальцы впились в шлем глубже, оставляя вмятины.