Швырнул пустую кружку в угол, где она с грохотом покатилась по полу, — Попробуем, по-вашему. Меньше крови – меньше писанины, — Резко шлёпнул ладонью по кнопке вызова на коммуникаторе. — Эй, Шилов! Немедленно отозвать всех «Кувалд» из допроса. Всем – на Док-7. Стоять. Не отсвечивать. Не трогать никого, пока сержант не скажет. Понял? Иначе сниму кожу лично и сделаю абажур. Броунд – конец связи.
Он откинулся в кресле, его спина впервые за сцену с глухим стуком коснулась кресла. Глубокий выдох, будто сбросил стотонную плиту, — Ну, сержант? Ваш ход. Не подведите. Мне этот абажур в кабинете совсем не нужен.
***
Мостик «Дитя Грома» – старая волчица космических драк. Консоли – в шрамах и кофейных пятнах, похабные наклейки, облезлый пластик. Провода лезут из щелей, как гнёзда технозмей, кое-где перетянуты изолентой. Главный экран плюётся картинкой «Карнака» – цель.
Станция – колючий железный паук в паутине гравиякорей и сенсорных вышек. Рядом – криво наляпанный от руки план: «Шлюз Бета – ВЗЛОМ!», «Блок А – Политзэки», «ЦКС – БАШКА СКОРПИО (ДОБИТЬ! ЛЮБИТ КОСТИ ЛОМАТЬ!)». Воздух – адская смесь: озон, палёное железо, дешёвый вискарь и пороховая гарь (от недопыленного ствола). Свет – придушенный синий, маскирует убитые приборы. На кресле Аманды – брошена её прожжённая куртка Дравари. Последняя голограмма – схемы вентеляционных шахт Блока А – погасла с хрипом.
Тара Бейли швырнулась в кресло оператора, протёрла лицо лапой, оставив чёрную полосу под впалыми глазами. Броня «Бульдог» распахнута, серая майка мокра от пота. Рядом Аманда Харон развалилась в капитанском кресле, швырнув сапоги на мёртвый экран. Крутила пустую бутылку «Solstice Bolt», ледяные глаза прикованы к зловещему пауку «Карнака». Тишину резал только грохот движков и треск статики. Напряжение висело киселём.
— Слишком много вариантов развития событий, — выдавила Тара, не отрывая тяжёлого взгляда от станции, — Слишком много «а вдруг». Вдруг гарнизон не сдрейфит. Вдруг системы подавления не врубятся раньше срока. Вдруг наёмники не взбесятся на заходе…
Аманда хмыкнула, допив остатки. Бутылка грохнулась об пол, и где-то в системе вентиляции завыл предупредительный клапан.
— Зато цель проста, Бейли. Не захватывать станцию. Не удерживать. Просто вломиться, выдернуть нужных зэков и смыться до подкреп Мирта, — повернула голову, девушка оскалилась как голодная акула, — Прям как старые налёты на конвои. Только тюрьма вместо грузовика, а зэки – вместо ящиков с огненной водой.
Тара не улыбнулась. Лицо – каменный барельеф, — «Просто», — протянула слово с ледяной усмешкой, — В это «просто» входит проломить турели «Стингер», отыскать в коридорном аду трёх особо важных политзеков, что являются авторитетами среди заключённых. И которых, может, уже прикончили, и заодно отстрелить башку самому Скорпио. Палачу Мирта, отрезавшему Кириллу язык за стихи! Да, очень «просто».
Аманда издала смешок – резкий, как выстрел. — Ах, уж этот Скорпио! Его башка – вишенка на дерьме! Бонус для духа. Чтоб следующий палач Мирта обосрался, пытать наших, — Глаза сверкнули холодным адом, — А ещё это шаг. Крупный. К Мирту. Каждая операция… дырка в его броне. Скоро докопаемся и до сердца.
Тара медленно покачала головой, взгляд – свинцовый, выгоревшийЭ — Не лети в звёзды, Харон. Это не наш шаг к Мирту. А его, — Ткнула пальцем в сторону «Фронтира», — Дмитрия Харканса. Пока интересы сошлись: навалять Дравари. Выдернуть тех, кто им насолит. Завалить Скорпио. Но это его войнушка, его месть. Мы… инструмент. Опасный, дорогой, но инструмент.
Аманда прищурилась, сканируя Тару. Игривость испарилась, — Чего ты, Бейли? Он тебе кость в глотке? Или кровь? Аристократская. Отчего их всех на дух не выносишь?
Тара замерла. Кулак медленно сжался на подлокотнике. Жилы на висках вздулись, пульсируя бешено. Голос – тихий, прожжённый горечью лет: — Он… смахивает на них. — Голос сорвался. Хриплый. Полной желчи. — Выкормышей Конфедерации! Проклятых выблядков! — ее голос рвался, слюна брызгала на консоль, оставляя мелкие тёмные точки, — Их роскошь, интриги, пиры на костях... — она задыхалась, дрожь пробежала по плечам, видимая даже через броню, — Пока враг ломился в ворота! А они... свалили! Бросили нас гнить в дерьме! — слеза ярости смешалась с чёрной полосой грязи на щеке.
Голос Тары – низкий, налитый ядом старой измены. Пальцы впились в пластик, будто душат невидимого врага, подлокотник затрещал под напором, — Думали о спасении шкуры, а не государстве. О сокровищах, а не о людях. И этот… Харканс, — Тара швырнула взгляд в иллюминатор, туда, где маячил «Фронтир», словно Дмитрий стоял за стеклом, — Из той же гнилой породы. Откормлен в шелках, пока мы выгрызали жизнь на окраинах. А теперь корчит из себя «спасителя Фронтира»? «Своего парня из трущоб»?