В воздухе зависла схема трекера – металлическое семечко с паучьими лапками-антеннами. Пульсировало алым. Как свежая капля крови. Оно смотрело. Как его сломали? – мысль пронеслась, холодная и чёткая. Софи швырнула файл Реннера. Ключевые строки вспыхнули кроваво: Маркус Реннер. Бывший наёмник. Долг: 78 000 кредитов «Эклиптикс». Просрочка: 120 дней. Проценты: 3% в час. «Биометрия и паттерны дыхания указывают на акт под дулом. Коды получил с личного терминала Бейли.»
«Тара не теряла времени. Шипы уже вонзились», – промелькнуло в голове Дмитрия. Тяжёлый выдох вырвался из груди. Быстро, сука.
Р-Р-Р-БУМ! Низкий, гулкий стон, как агония раненого бегемота, прокатился по палубе. Стакан на столе задрожал. Софи мгновенно вытянулась в струну, сияние стало ослепительно-белым, режущим: – ВНИМАНИЕ! Линейный крейсер Дравари класса «Жало»! «Железная Решимость»! Агрессивная стыковка в VIP-ангаре «Гамма»! Без разрешения! Уровень угрозы: МАКСИМУМ!
Видение ударило: Кроваво-красная точка на голокарте. Мирт Прайм. Император. Источник всей гнили. Воспоминания нахлынули, выжигая мозг: Профессор Вейн. Лицо – карта усталости. Голос – скрип пересохших шарниров. Запах серы, пыли и страха. Голограмма: Кластер Силексиан. Вздувшаяся, пульсирующая язва кроваво-красного света – Дравари. «Ракета страха...»
Зернистая запись. Площадь. Давящая тишина, рваная только шипением записывающего устройства. Учёный в белом халате – пятно чистоты в море грязи и ужаса. Фигура в пурпуре. Резкий, как хлыст, ЩЁЛК карабина. Не выстрел – плевок. Учёный не упал – рассыпался в дымящуюся кучку пепла. Тишина толпы – гробовая. Абсолютная. Как вакуум после взрыва. Голос Вейна – шёпот, налитый ледяной яростью: «Вот их «порядок». Пепел. И молчание». Взгляд Вейна – не глаза. Шрамы. «Пока Мирт дышит, галактика задыхается. Ты – Харканс. Шип в горле зверя. Он сожрёт тебя... или ты вырвешь ему глотку». Настоящее ворвалось обратно, как нож под рёбра: Гул станции, вдруг оглушительный. Холод люкса, пробирающий до костей. Мерцающий образ ИИ. Кошмар Вейна материализовался в стали. «Железная Решимость». Здесь.
Голограмма Софи выплюнула вид ангара «Гамма»: Чудовищный, ядовито-чёрный жук-скарабей шипел в дыму стыковочных прожекторов, искривляя аппарель своим наглым весом. По ней спускался легат Вориан – шагающий танк в доспехах цвета запёкшейся венозной крови. Ритуальные шрамы-руны полыхнули багровым на лице – больным, ядовитым светом. Шесть солдат Черепной Стражи – гуманоиды-гробы в броне чернее космической бездны, шлемы-черепа впились сенсорами в Тару. Мёртвая хватка. Бейли – на их пути. Скала. Поза – вызов. Рука – на рукояти тяжёлого импульсника. Её охрана сзади – полукруг. Пальцы белеют на спусковых скобах PDW-9. Точечные. Смертельные.
Голос Вориана – грохот обвала в шахте: – Где Харканс?! Станция должна присегнуть на верность империи Дравари! Его уклонение – плевок в лицо Императору!
Тара не дрогнула. Ни мускула. Голос – холодный, острый скальпель из жидкого азота: — Верность? Торгуем только кредитами, легат. Тариф «Альфа» за док. Золотом. Или крипто-кровью. Оплати... или проваливай в тот же шлюз, откуда припёрся.
Вориан замер. Малиновые доспехи заскрипели от напряжения, как перегруженный модуль. Шрамы-руны вспыхнули багровым сиянием ярости изнутри, осветив клубы пара у ног. Тишина в ангаре зазвенела. Как струна перед разрывом. Он медленно, будто таща пудовые гири, поднял руку в массивной перчатке. Черепная Стража замерла. Синхронно. Как один организм. Сенсоры на шлемах-черепах вспыхнули алым. Нацелились на Тару. На её людей. — Оскорбление... вписано в скрижали, — голос булькал подавленной яростью, как кипящая грязь. — Плата будет внесена. По тарифу... «Альфа». — Пауза. Взвешивал слова. Как гильотину. — Но знай, Бейли: каждый кредит – капля крови из жил Харканса. В десятикратном размере. Рука рухнула вниз. — Освободить узел «Дельта». Ждём наследника. До последнего отсчёта дневного цикла. Или станция узнает цену дерзости.
Тара не расслабилась. Стояла, как изваяние из базальта. Только когда скрежет поднимающейся аппарели заглушил рёв двигателей, её плечи – едва-едва, на микрон – опустились. Пальцы на рукоятке – чуть разжались.
Покои «Куколки». Усталость грызла виски. Ржавая пила. Дмитрий натянул практичные брюки Flexweave, тёмную майку – аскетичный доспех временного хозяина этой помойки. На столе материализовалась еда: синтезированный стейк. Искусственно-дымный. Подозрительно кроваво-красный на матовой дюрастальной тарелке. Синтетика. Пафос. Фальшь.