Напротив, уткнувшись в кристаллический планшет с цифрами, сидела Минди Шон. Фиолетовая кожа под холодным светом отливала перламутром. Серебристые волосы убраны в какую-то сложную, нечеловечески аккуратную причёску. Лицо – тонкое, хрупкое, но взгляд... Тёмные глаза горели фокусом, концентрацией такой, что камень прошибить можно. Погружена в работу. Неподвижна. Статуя из холодного мрамора – эталон ваэрийской эффективности. На запястье – тонкий браслет, мерцающий, символ их расовой гармонии. Пальцы с нежно-фиолетовыми ногтями порхали по планшету – быстро, точно, без лишнего движения. Машина.
Тишину резали только: ритмичный стук её пальцев по интерфейсу да тихое позвякивание льда в стакане Дмитрия. Разбирали финансовые последствия стычек с контрабандистами. Выплаты семьям погибших. Премии выжившим. Ремонт кораблей. Цифры. Большие. Красные. Противно-неприятные.
Тепло виски разлилось по груди Дмитрия, сглаживая острые углы усталости. Взгляд, блуждавший по узорам конденсата на стакане, медленно поднимался. Упёрся в Минди.
– София подтвердила, – голос прозвучал неожиданно громко в этой тишине. Расслабленно. С лёгкой, знакомой хрипотцой, – Доступы в арсенал-хранилище 7-Бета. – Пауза. Тяжёлая. – Ты там бываешь... часто. Слишком часто для финансового аудитора. Особенно возле секции конфиската. – юноша медленно поднял взгляд. Глаза, чуть затуманенные алкоголем, но острые, как скальпели, впились в неё.
Ни капли гнева. Только холодное, усталое любопытство. И вызов. – Такое чувство, ты прямо-таки жаждешь эти зажимы себе. Горишь ими.
Стакан поставил на стол. Тук. Звук, мелкий, но отчётливый, прозвучал как выстрел в тишине. Пальцы сложил домиком, подпирая подбородок. Голос упал, стал интимным, опасным:
– Увлекаешься чем-то таким, Минди? Бондаж? Жёсткие игры? – Едва заметная усмешка тронула уголки губ. Взгляд скользнул по её шее, к ключицам, – Если хочешь – бери. Считай... платой за нервотрёпку. За балансирование на краю с нашими финансами и моими... – он сделал паузу, – ...нервами.
Тихий, прерывистый вдох разорвал тишину. Казалось, её лёгкие внезапно вспомнили о своей функции после долгой паузы. Безупречное ваэрианское хладнокровие дало трещину. Пальцы, замершие над планшетом, парализовало. Электрическим разрядом. Лишь лёгкая дрожь век и натянутая фиолетовая кожа на висках выдавали жизнь. Голова поднялась с мучительной медлительностью. Встретились два взгляда: её тёмные, всегда аналитические и собранные, и его стальные. Ни капли страха или замешательства. Лишь глубокая, леденящая растерянность и вихрь мыслей, мгновенно перекраивающих всю картину.
И внезапно — свет сместился. Голографический образ Софи, вездесущей интриганки, плавно переместился к иллюминатору. Одновременно призрачное сияние пояса хлынуло в центр каюты. Холодные сине-фиолетовые блики поглотили роскошное помещение. Тёплый островок лампы исчез без следа, оставив лишь угловатые тени, метавшиеся по стенам. Лица Дмитрия и Минди теперь освещались снизу этим инопланетным свечением, подчёркивавшим усталые морщины на его лице и напряжённые мышцы на её хрупком. Озон от голопроекции резал глотку — едче и резче, смешиваясь с приторной висковой духотой и... новым запахом. Кислым. Потовым. Горьким миндалём страха. Гул станции, вечный фон, внезапно стал глубже, зловещим. Его нарушали лишь прерывистое, поверхностное дыхание Минди и ровный, как лезвие, голос Софи.
Дыхание Шон участилось, стало мелким, с хрипотцой, словно у пойманной птицы. Фиолетовая кожа на шее и висках напряглась, потемнев до сливового оттенка. Её голос, когда заговорила, сорвался, став высоким, сдавленным, дрожащим, как струна на пределе, -Л-лорд-командующий... — выпалила она титул, словно бросая щит между ними, —Т-это же доказательства! — её палец ткнул в пустоту, туда, где в воображении стояло хранилище, —Строго рег-регулируемая контрабанда! Класса 9-А! Нет, не личные... безделушки! — последнее слово прозвучало почти визгливо.
Голос Софи врезался немедленно, мелодичный и бесстрастный, как объявление о задержке транспорта: — Мои базы данных констатируют: все военные трофеи... обладают универсальным применением, —тяжёлая пауза повисла в воздухе, — Особенно изъятые у тиранов. Их перепрофилирование...» — в голосе появились ледяные нотки одобрения, — «...может трактоваться как акт символического возмездия и практической... адаптации». Над столом вспыхнула её голограмма — биометрия Минди пылала алым: пульс зашкаливал, адреналин заливал системы, кожно-гальваническая реакция рвала графики — жуткий световой балет паники.