Председатель неожиданно вспомнил как двенадцать лет назад для него устроили пышную охоту в далекой, забытой, но богатой носорогами замбийской саванне. Охоту на двуглавых носорогов. Тогда считалось модным охотиться на двуглавых носорогов, этих чудищ и мутантов, порожденных атомной войной. Это и сейчас модно и престижно. Охота на них разрешается только когда поголовье, вечно находящееся на грани истребления, чуть-чуть возрастает. И тогда цена на лицензию достигает ста тысяч кварков. Ему, конечно, охота не обошлась ни цента. За долгую свою жизнь Председателю так и не удалось заставить себя полюбить Хемингуэя, но первый памятник открытый им после вступления в высшую должность, был как-раз памятник Хемингуэю на Пласа Майор в Гаване, и, после завершения торжественной церемонии, статс-секретарь Регионального Правительства Кубы почему-то шепнул ему на ухо, что великий Эрнесто очень любил охотиться на носорогов. Может потому, что хотел показать свою образованность. Председателю вдруг страстно захотелось проверить себя в настоящем деле, - ведь столько воды утекло с той поры, когда он в последний раз смотрел опасности в глаза, - и он сразу загорелся идеей такой охоты. Спустя несколько дней он упомянул в присутственном месте о двуглавых носорогах и о своей любви к охоте, и вскоре начальник ГлавОхоты, с неожиданной легкостью пробив себе десятиминутную аудиенцию, робко пригласил его поохотиться в южноафриканской саванне. Он с большим удовольствием согласился, и недолгое путешествие в Замбию так пришлось ему по душе, что когда в министерстве социального обеспечения наконец открылась вакансия министериаль-директора, начальник ГлавОхоты получил назначение на этот пост, а это было не очень существенным но все же повышением.
Председатель сидит как сидел, спасая ладонями глаза от назойливого света настольной лампы, но кроваво-красные полоски все же проступают сквозь его тесно сомкнутые пальцы. Председателю чудится зависшее над желто-зеленой саванной живое, ослепительное солнце. О, тогда там было много людей. Белые и негры, правительственные чиновники и охранники из Службы Безопасности, загонщики носорогов и водоносы. И, кажется, пахло горелым. Председатель считал себя хорошим стрелком, но ему давно не приходилось стрелять из ружья большого калибра, и днем раньше он попросил инструктора немного с ним позаниматься. Они стреляли в большой щит, установленный на расстоянии полусотни метров от них, и к концу дня он так набил себе руку, что в яблочко попадали восемь из каждых десяти посланных им пуль. С такими шансами на двуглавого носорога можно было идти. Он не был трусом и не допускал и мысли, что ему от роду написано погибнуть под лапами диковинного африканского зверя. Рядом с ним, с винтовкой наперевес, будет стоять его верный личный охранник. Ему предписано стрелять если зверь все еще не будет повален на землю за двадцать метров до Председателя. Двадцать метров и не метром больше. Но Председатель был почти спокоен (хотя это "почти" и содержало в себе долю риска). Он затылком чуял, что начальник ГлавОхоты слишком дорожит своим местом для того, чтобы с Человеком Номер Один случилось что-то нехорошее. Председатель не верил в заговор, и, кроме того, утреннее донесение Директора Службы Безопасности зарядило его необходимой дозой оптимизма. Директор Службы Безопасности имел очень серьезные причины сохранять верность своему Председателю, который, однако, и сам догадывался, что на всей Земле не нашлось бы серьезной и легальной политической группы, заинтересованной в его насильственном устранении, ибо тогда шел лишь первый год его председательствования и он еще не успел никого по настоящему обидеть. С нелегалами же у Службы Безопасности всегда были особые счета. Да, в те времена он еще не слыл верховным вождем, все видели в нем осторожного бюрократа с героическим прошлым, сменившим другого такого же бюрократа законным путем. Никто не ждал от него принципиально новых идей и решительных перемен. Поставивший его у руля Федерации истэблишмент пока не имел особых причин для недовольства, а террористические и экстремистские группы были взяты под надежный контроль.
Их кавалькада тронулась в путь ранним утром. Почти два часа они ехали на джипах по выжженной саванне, но чем ближе становилась Замбези, тем сильнее меняла местность свой однообразный лик. Потом кавалькада остановилась почти на самом берегу какой-то сильно обмелевшей речушки, но все-таки здесь была влага и прохлада. Там было много негров и белых. И когда обезумевшее от частых уколов легких стрел животное, грозно пригнув к земле обвислые морды, наконец вырвалось на поляну и помчалось на Председателя, а охранник судорожно вскинул винтовку на плечо и прицелился, готовясь в нужное мгновение сбить чудовище с ног, выстрел остался за Председателем. Он долго выжидал, и притихли все - белые и негры, чиновники и водоносы, - но когда серо-голубоватая носорожья туша слишком ощутимо приблизилась к нему, то решительно нажал на курок. Убойная сила пули была настолько велика, выстрел же настолько точен, что мчавшееся во весь опор животное сразу притормозило, по инерции пробежало еще с десяток метров, пошатнулось, и, осев набок, рухнуло оземь. Раздался мощный выдох общего облегчения и, через считанные секунды, над саванной взорвались громовые раскаты аплодисментов. Аплодировали все - и белые, и негры. Ладони - жирные и тощие, иссохшие и пухлые, розоватые и коричневые, желтые и черные - бились в остервенении друг о дружку, а он, гордый и счастливый, прошествовал к истекавшей кровью груде мяса, держа свой тяжелый оптический карабин высоко над головой. Первыми, опередив охранника, с поздравлениями к нему подбежали начальник ГлавОхоты и статс-секретарь Регионального Правительства Замбии, а Председатель заворожено любовался дымящейся рваной раной в боку животного и рассеянно пожимал им руки, - вот что значит большой калибр! Правда, он целился зверю в межглавие, а не в бок, но носорог, видимо попытался увернуться в последнее мгновение.
Потом кавалькада джипов вернулась в Лусаку. На грандиозном, устроенном в его честь банкете Председателю подали витиеватое угощение, приготовленное из мяса убитого им носорога. Председатель отведал блюдо, но оно ему не понравилось. Стало даже немного противно, но не хотелось обижать этих гостеприимных людей. Тропическое солнце немилосердно грело с раннего утра, в банкетном зале несмотря на "кондишэн" было душновато, но все-таки он выпил пару рюмок ледяной водки, чистое безумие в такую жару, и настроился на сентиментальный лад. И тогда к нему, настроенному на ТАКОЙ лад, подсел статс-секретарь Регионального Правительства Замбии и смиренно попросил его выслушать. Председатель благосклонно согласился и статс-секретарь не мешкая изложил свое дело. Засуха, нервно говорил статс-секретарь, так часто глотая слюну, что Председателю неприятно стало на него смотреть, засуха отняла у замбийского крестьянина плоды его труда. Вот уже второй год подряд стихия испытывает экономику страны, приходится под высокие проценты закупать зерно и горючее для сельхозмашин в Европе и Америке, потому что для немедленной оплаты нет валюты. Замбия не единожды ставила вопрос о безвозмездном займе в Международном Кредитном Банке, статс-секретарь лично просил Председателя Правления МКБ проявить понимание и ответственность, но, как видно, социалистические принципы всяк понимает по своему, иначе им не пришлось бы ходить по миру с пустой сумой. Отказывать им в помощи сейчас, когда ежедневно от голодной смерти умирает двадцать-тридцать человек, и им не удается сократить эту цифру хотя бы вдвое! Засуха охватила не только Замбию. Зимбабве тоже страдает от нее, но склады в Булавайо переполнены продовольствием, а вот для Замбии никто и пальцем не пошевельнул, бесплатно отказываются давать даже старые консервы. Потому-то статс-секретарь и осмелился сегодня заговорить с ним о делах, ему больше не к кому обратиться, а голод растет... Председатель слушал и мрачнел, ему не доложили вовремя о бедственности положения на Юге Африки, потом подумалось, что охоту здесь ему устроили неспроста. Обещал статс-секретарю вмешаться и тот, обнажив красные десна в благодарной улыбке, отошел. Лет пять спустя, когда начальник ГлавОхоты уже стал министериаль-директором, до Председателя дошли слухи, будто жена начальника ГлавОхоты получила в подарок от замбийского статс-секретаря алмазные украшения и именно по этой, а не какой-либо иной причине, носорог был убит на территории Замбии, а не соседних Зимбабве или Ботсваны, но тогда Председатель решил не придавать этим слухам значения.
Видение желтого палящего солнца, зависшего над полуобмелевшей рекой внезапно исчезло, и мысль его, преодолевая время, струйкой потекла куда-то в невозвратную даль прошлого. В те ревущие сороковые, когда к недавно принятой Великой Хартии мало кто относился всерьез, преданных людей катастрофически не хватало, и потому его, нищего и безвестного ратника-экзекутора, заметили и назначили сотником особой мотобригады политотдела Восточноевропейской Зоны Безопасности. О, в ту пору о нем много писали в специальных бюллетенях, в них он представал одним из самых молодых и удалых офицеров Зоны. В те времена с голодом и разрухой не было покончено даже на Европейском континенте, а конвульсии, которыми сопровождался каждый мало-мальско стоящий шаг на тернистом пути к всемирному государству, отнюдь не способствовали быстрому подъему экономики и развитию производства. Достаток привился в домах европейцев гораздо позже, уже после того, как век перевалил за свой экватор, ну а в сороковые годы во многих сельскохозяйственных регионах послевоенного Старого Света разгорелась жестокая классовая борьба, так похожая на ту, что бурей пронеслась над Советской Россией в двадцатых-тридцатых годах прошлого столетия - в общих чертах с историей тех лет личный состав мотобригад знакомился на обязательных спецсеминарах. Ему и тогда очень, до недосыпу, хотелось побыстрее выдвинуться, выбиться в люди. Он как мог и умел закалял волю и логику, презирал малодушных чистоплюев мечтавших загребать жар чужыми руками, таившаяся в нем энергия так и норовила хлестнуть через край, но не было никого, кто замолвил бы за него словечко. Он был один, совсем один. Поэтому - не страшась возможной начальственной выволочки за неуместное проявление инициативы, - всегда сам просил послать его туда, где ожидалось жестокое сопротивление и было труднее всего. А их рейды меньше всего походили на увеселительные прогулки. В ту яростную пору, когда он, неопытный командир среднего звена, сотник механизированного продотряда, под неусыпным политотделовским оком изымал излишки продовольствия у румынского или польского кулака, а им вслед неслись ругань, проклятия и пули, он еще не умел изъясняться высоким политическим слогом. Это пришло позднее, с учебой и должностным положением. И это полумягкое кресло в доме, где его слово - закон, тоже пришло позднее, значительно позднее.