X X X
Березняк, нежно примиряя полуденный зной с заповедной подмосковной прохладой, шумел над тропинками и полянами ранней сентябрьской листвой. Они сделали привал, спешившись со своих скакунов на затерявшуюся среди высоких берез зеленую лужайку. Пока они не очень устали, но все же основательно пропотели, ибо гарцевали на конях второй час подряд, да и животным следовало отдохнуть. Один был седовласым, с грубыми чертами лица, второй - помоложе, с вкрадчивыми глазами, холеными, коротко подстриженными усиками и нервно бегающим вверх-вниз кадыком. Одеты они были одинаково: заправленные в сапоги зеленые брюки армейского покроя с кожаными латками на бедрах и коленях, и темно-синие холщевые куртки с откинутыми на спину капюшонами.
Седовласый отстегнул от седла термос, свинтил с горлышка эмалированный стаканчик, налил в него оранжевого соку и передал стаканчик своему молодому другу. Тот жадно отпил, отчего его кадык задвигался еще быстрее, крякнул от удовольствия и вернул стакан хозяину. Седовласый вновь наполнил его, сделал несколько больших, степенных глотков, водрузил стаканчик на прежнее место и отставил термос на лежавший неподалеку плоский, мшистый камень. Приметив под ближайшими березками пригодные для отдыха ложбинки, они оставили коней пастись на лужайке, без лишних слов опустились на землю и, прислонившись к стволам, устроились на траве поудобнее. Несколько минут они, боясь разбудить тишину, наслаждались видом березняка и переливами солнечных бликов на лужайке, но потом седовласому, видимо, надоело ждать и он прервал затянувшееся молчание:
- Добрый сок, Сергей. И термос хорошо держит температуру. Незаменим в походе. А жеребцы-то наши не сбегут? Щадим мы их, щадим. Обидеть боимся, веревки они не знают и кнута.
- Не сбегут, Александр Карпович, - младший даже потянулся от удовольствия, - привыкли они к нам. И привыкли потому, что щадим мы их,
- Тяжко им с нами. Это же тебе не лошадь владимирская. К песчанику она, и к зною привыкшая. Я бы на месте этого шейха, или как там его по имени-отчеству, таких подарков и не делал вовсе. Жалко скотинку.
- Наши ахалтекинцы не хуже. Да шейх этот, Александр Карпович, не то что о рысаках своих, о женах своих думать - не думает. Белое солнце пустыни. Ему бы только перед вами покрасоваться, а конем больше - конем меньше...
- Ну, не убедил ты меня, Серега. Слышал я, что в тех краях добрая лошадка в цене. Ценится поболее, чем даже главная жена в гареме. На Востоке женщина - забитое существо, Сергей. Это тебе не твоя Дарья, что чуть не по ней, так зафыркает - хоть к шальному из дома беги, да и Лидка моя из того же теста сделана. Конюшни на них нету.
Человек с холеными усиками, как видно, живо представив себе фыркание своей половины, криво улыбнулся и ничего не ответил. Седовласый же продолжал развивать свою мысль:
- Ты думаешь, Серега, шейх нас красавицами из своего гарема потому только не закидал, что у нас лишних жен заводить не принято? Нет, сынок, копай глубже. Он преподнес нам то, что ценней и дороже, оскорбить нас пустяковым подношением постеснялся. Вот он от себя коней-то любимых и оторвал. Пораскинь мозгами, Сергей, и ты поймешь, что я прав. Мы - народ хлебосольный, гостеприимный, у нас этого не отнимешь, но, мать перемать, хоть матом их крой, шейхов этих, разве культура подарка у нас так развита, как на Востоке? Развиваемся мы, развиваемся. Цивильными совсем стали, цилиндров только не носим, а традиции у нас херовые - раз-два и обчелся. Было в старину кое-что, да и то сберечь не сумели. А ведь подарки красиво дарить, - это тебе не взятки совать нечистым на руку хамам, ядрена их вошь. Тут обхождение нужно. Чтоб и принять не стыдно было, и не принять - стыдно. Ну кто у нас такому обучен?
- Ну почему же не обучены, Александр Карпыч, обучены. Кавказцы обучены, например. Грузины, армяне, черкесы, горцы всякие. Попробуй от их подарка откажись, оскорбишь насмерть, руки не подадут. Вон мне давеча знакомый человечек оттуда на день рождения роскошный рог с цепью преподнес, говорит, сам царь из него пивал, - ну насчет царя он может нарочно загнул, переборщил, но все равно приятно... Вы мне как отец родной, Александр Карпыч, от вас у меня секретов нету. В первый миг меня даже оторопь взяла, так неудобно стало. Но попробуй не прими, считай, похоронил человека. Да и Дарья тут как тут, зудит над головой, как твоя оса. Ну рог это, понятно, не конь арабский, но скажу я вам - тоже штучка. Вот только великоват немного. И как они из эдакого сосуда да вино пьют? Весь из себя серебрянный, с цепочкой золотой, и камушки вкраплены... Нет, как хотите, а грузины большие мастера преподносить подарки, не хуже шейхов. Хороший народ - смелый, гордый, с открытой душой.
- Молодой ты все же еще, Серега. Есть у них, верно, изюминка в душе, да и Сталин, вечная ему память, из их роду-племени, но... Хитроватый народец, да и двоедушный малость. Кстати ты мне о грузинах напомнил, Серега, очень кстати. А то совсем память дырявая стала. Старость не в радость. Ты грузинского парня, что недавно у нас на именинах Лидии Алексеевны гулял, помнишь? Очкарик из университетских, но не хиляк, высокий такой, представительный, веселый. Анекдотами сыпал, поговорками козырял, стишки читал собственного производства, дамы ему хлопали. Припоминаешь?
- Это тот, что Ирке Коноваловой глазки строил? Неплохой, видать, парень, да и язык у него подвешен неплохо. Забалтывать мастак, под вечер даже мне зубы заговорил. Обаятельный, черт! Депутат он, кажется, ихний, - или я чего-то путаю?
- Нет, не путаешь, точно тамошний депутат. - седовласый исподлобья взглянул на собеседника, - Депутат-то он депутат, но слышал я, не очень-то его они там жалуют, не по высоте, мол, птичка летать норовит.
- А как, кстати, он к вам попал, коли не секрет, Александр Карпыч?
- Ну коль у тебя от меня секретов нету, то у меня от тебя - и подавно. В прошлом году скончался мой старый фронтовой друг и товарищ, известный грузинский писатель, светлая ему память. Да ты знаешь о ком я, знакомил я вас как-то... (тот что помладше энергично закивал головой). Так вот, случилось нам незадолго до его смерти свидеться. Он был в Москве, звякнул мне, как всегда, ну и зазвал я его к себе на дачу. Выпили мы немного, чего греха таить, вспомнили былое, про то как вместе фрицев били, пятое-десятое, тогда-то и зашла впервые речь об этом очкарике. Ну, он завел, сам понимаешь, вот... - Седовласый вновь налил себе соку, жадно выпил его до дна и продолжил. - Писатель-то мне по старой дружбе тогда желание свое сокровенное и открыл. Способный, мол, парень, только вот затирают его, говорит, а я, мол, из него человека хочу сделать. Кое-что, говорит, я и сам уже сделал, постарался, но дальше - тпру. Много всякого еще порассказал, и все неспроста. Ну, в общем, что долго рассказывать, я друга моего грузинского, не в пример многим из его сородичей, любил и уважал. Не как писателя, в литературе я слабо разбираюсь, а как личность, как смелого фронтовика, человеком он был настоящим, прямым, не как некоторые... Для чего живем, Сергей? В общем, мы с писателем тогда так и порешили: парня того на произвол судьбы не бросать. С тех самых пор его в грузинские депутаты и вывели, а ты как думал? Депутат-то он депутат, ну а дальше что? Сегодня он депутат, а завтра, глядишь, уже не депутат, писателя-то в живых нету, присмотреть некому. Да только повезло парню: вот он я, живой еще, крепкий. Старик я, Серега, и склероз меня уже донимать начал, и дел всяких по горло, но не в моих правилах о людей забывать, оттого и держусь еще. И когда писатель умер, то подумалось мне: скоро и я с ним на том милом свете свижусь, и спросит он меня про того парня: присмотрел ли за ним, как завет друга исполнил? Не суеверен я, Сергей, но перед собой и миром чистым уйти хочу, не так уж много мне и осталось... Вот мы с Лидией Алексеевной его на именины и позвали. Я за ним в Тбилиси свой самолет, кстати, сгонял, и все кому положено чин-чинарем поняли: такой-то мне родным человеком приходится, и трогать его не моги. Кое-кому, небось, пришлось прикусить язык.
- Ну и как, Александр Карпыч, у него сейчас дела?
- Как дела, спрашиваешь? Несладко там ему, справлялся я. Больно умен, честен, к восточным хитростям, обману да поклонам не приучен. Многие на него волком посматривают. Ну да я, с божьей, да и с твоей тоже, Серега, помощью, постараюсь не дать его в обиду.
- Не осерчайте за вопрос, Александр Карпыч, не в зятья ли к вам он метит, Аленке-то, младшой внучке вашей, поди, уже замуж пора, а парень он, сами говорите, из себя видный, - рассмеявшись заметил тот, что помладше.
- Стар я дурака валять, - нахмурился седовласый. - Верно говоришь, и Аленушка наша подросла, и парень он неплохой, все правильно. Только вот Алене, я считаю, рановато под венец идти, спешить ей некуда. Да пойми ты, не в Алене дело, и не в Лидии Алексеевне, что без ума от его грузинской обходительности, а в друге моем почившем, и не привык я шутить такими вещами, Сергей. Обещал, что позабочусь о парне, и позабочусь, и ты, Серега, мне в этом поможешь. Али нет?
- Да помогу конечно, - тихо отозвался тот, что помладше, - как не помочь. Как вы мне тогда помогли, так и я сейчас. В долгу не останусь. Что делать-то надо?
Пару минут собеседники, как бы наблюдая за забавами мирно резвившихся скакунов, помолчали. Затем седовласый, собравшись наконец с мыслями, нарушил молчание.
- Пораскинул я тут мозгами, анкетку его еще разок просмотрел, Сережа, и надумал так. Кадр он ценный, кандидат каких-то там наук, владеет иностранными языками, принципиальный, в людях, как мне представляется, разбирается неплохо. Мог бы я его, конечно, и там, в Грузии продвигать, да когда меня не будет, местные доброхоты обглодают его до косточек. Да и не лежит у меня душа к тому, чтоб из него вельможу мелкопоместного растить. Сюда, в Москву ему перебираться надо, к нам поближе. И за дело наше он здесь живота не пожалеет, уверен, проявит себя может даже ярче, чем иной коренной москвич. Он парень образованный, интеллигентный. Мягковат пока, но что с того? С годами станет жестче. И то хорошо, что не в диктаторы метит. Чего ему в Грузии терять-то? Еще неизвестно, как там все обернется. В жизни я навидался, дай бог тебе столько, Сергей, хуже не будет. И заметил я, в частности, что стоит перевести к нам на ответственную должность мужика с периферии, так тот начинает вкалывать не за страх, а за совесть. Всем этим новичкам Папу Римского перещеголять хочется, святее его быть, поговорка есть такая про Папу Римского, Серега, и очень мне она по душе, поговорка эта. Ну, я не против. Лезут из кожи вон - ну и пускай, делу не помеха, только полезней. Да и ленинская национальная политика, сам понимаешь, обязывает. Так вот, к чему я про это толкую. Воробьев уходит. Ну знаешь Савелия Воробьева - зама нашего Васильича. Вот и вакансия налицо. Да только мне самому выдвигать его кандидатуру не совсем удобно, тебе это сподручней. Вот и организуйте официальное письмецо от Секретариата, а мы рассмотрим и примем решение. Ну, предварительно я все же с Вадиком переговорю, уважит, я думаю, меня старика. А может и лишний штат зама ему спустим, не знаю еще, как все это технически будет выглядеть. Не мне тебя учить, сам знаешь, как такие письма составлять. Аргументацию подклейте в том духе, что я тебе сейчас говорил: молодой, кандидат наук, партийный, нацмен, депутат, языками владеет, еще что-то такое безобидное. А мы отреагируем как надо, в положительном смысле, это уж я расстараюсь. Беседовал я с ним пару раз и убедился: в азах нашей политики он вполне разбирается, да и память у него отменная. Определим его для порядка в Высшую Дипломатическую заочником, через пару лет и диплом подоспеет, так что и волки будут сыты, и овцы целы. Решение мое верное, не сомневайся, Сергей, выбор - политически правилен, он - наш. Поможешь так провернуть это дельце, чтоб все - без сучка и без задоринки, спасибо тебе большое скажу и, несмотря на седину мою, в ножки поклониться не забуду. А нет, так господь с тобой.