Я так и не поняла — может, всё приснилось мне?!
— Зачем? — спросила она.
На меня из каскада воды в смятении смотрела моя мама.
— Мама! — позвала я. — Мама моя!.. Мама!.. Что ты здесь делаешь?
— Зачем ты пришла сюда? — спросила моя седая мама, которой не было уже больше восьми лет.
— Я хочу помочь… Маринку кто-то убил!.. — проглатывая слёзы, заторопилась я. — Мама, мамочка! Тебе там хорошо, мам? Мамочка, тебе там хорошо?
— Да, — неопределённо улыбнулась она и поправилась: — Мне хорошо, а ты сама не понимаешь, чего хочешь!
— Почему? — пожала плечами я. — Я знаю, зачем пришла сюда!
— Ты ведь счастлива…
— Откуда ты знаешь? — заплакала я. — Мам, я одна…
— Ты даже не понимаешь, как ты счастлива! — улыбнулась мама. — А если только тронуть, только заглянуть сюда — тебе станет плохо! Твоя душа навсегда перестанет быть только твоей, ты перестанешь быть счастливой! Чужие души, и не только живые — будут заглядывать в неё, ты никогда не будешь одна! Просто жить и не заглядывать сюда — счастье.
— Мам! — прокричала я. — Мама! Но я буду корить себя, если не попробую вернуть её! Я привязалась к ней! Я её люблю… У меня с Маринкой совместимость душ! Помнишь, ты сама говорила: действуй, как угодно, лишь бы это было оправдано!
Шёлковый шарф оливкового цвета, я протянула руку и оторвала его краешек себе на память, чтобы так не скучать по ней.
Мама посмотрела на меня, улыбнулась и помахала мне рукой.
— Мама, подожди! — я ступила внутрь каскада. Я вымокла и почувствовала ненормальную лёгкость, словно меня подняли вверх…
…в воде из осколка Маринкина чашка превратилась в целую, я вытащила её и бегом проскочила сквозь люк, который зиял на уровне моих глаз. Я оказалась под мостом и с некоторым подозрением оглядела его железные переплетения, потом стала карабкаться по насыпи, ругая про себя Пушистую!.. Я только зря трачу время, чертыхаясь, укоряла я себя.
Я влезла на насыпь и вздрогнула — небо надо мной было похоже на низкий потолок какого-то дома! Прямо над головой, закручивая в себя всё новые звёзды, висела воронка. Я с трудом отвела от неё взгляд и, закрыв руками рот, быстро припустила по шпалам в обратную сторону. Мне вслед кто-то кричал, топоча ботами:
— Не беги! Я за тобой не поспеваю!
Я повернула голову и от удивления замерла — за мной, хромая, бежал Длинный Коля и, подбежав, дрожащим голосом спросил:
— Ну что они тебе сказали?..
— Мне?! Маринку убил…
— Да не о ней!.. Обо мне!.. — переводя дух, перебил меня Пылинкин.
— Что-о-о? — вытаращила я глаза.
— Ну почему я умер, как собака? — крикнул Николай.
Я потупилась, вспомнив его просьбу, и огрызнулась:
— Почему да почему?.. Заладил, Коля!.. Коль, ну ведь всё равно ты уже мёртвый! Не всё ль тебе равно?
Я поняла, что Коля меня стукнул, потому что у меня заболел глаз, а Пылинкин исчез…
Я добежала до станции, на перроне гулял ветер. Шёл девятый час вечера, я подумала, что опоздала! Неужели мой поезд ушёл без меня?!
На меня покосились две местные дамы в ситцевых халатах и продолжили разговор:
— Я говорю ей, зачем выходишь за военного? — выплёвывая шелуху, исступлённо говорила та, что полней.
— А в чём дело? — зевнула её собеседница.
— Военных учат убивать, — сказала ей первая. — Суть военного — убить, а самому выжить.
— Да, — кивнула ей вторая. — И что?..
— Она не понимает, что будет жить с убийцей!.. — выдохнула полная и запахнула потуже халат, её живот возмущённо дышал. — Ты хоть понимаешь меня?
— Нет, — честно призналась ей вторая.
— Женщины, — встряла я, огорошенная философским смыслом их разговора, — «адлерский» не проходил?
— Нету, — махнула рукой вторая. — Вон, ждут его. — И покосилась на дальнюю скамью.
И я увидела тех двух женщин, сошедших вчера со мной на этой станции. Они сидели и не обращали на меня никакого внимания. Я подошла и села рядом. Они повернулись и посмотрели — две женщины с медными волосами. Обыкновенные — увидел и забыл.
— Ну что? — спросила я их. — Чего смотрите? Умные, да?..
Я только раскрыла рот, чтобы поругаться — ну что им трудно было мне помочь?.. Люди они или нелюди?.. Но тут, тихо толкая перед собой вечерний тёплый воздух, к перрону подъехал мой «номер 103-й» и, лязгая сцепкой, остановился.
Женщины поднялись, я тоже встала и пошла в сторону своего шестого плацкартного вагона. Из тамбура щурился бригадир проводниц Стасик, из-за его плеча выглядывала Клавдия Егоровна Пушистая.