Сейчас, попивая терпкий остывающий чай, он опять он погрузился в пучину воспоминаний, отбросив назад целую бездну времени.
….Он до сих пор ярко помнил тот день, когда, недавно окончив высшее воздушно-десантное училище, в новом камуфляже и лихо сдвинутом на бок голубом берете, спустился с трапа самолета в аэропорту. Перед ним лежал огромный город – яркий, неизвестный, манящий к себе. Кажется, даже сейчас, Павел ощутил на лице прикосновение прохладного ветра раннего утра. Яркий летний день только вступил в свои права. Небо сияло бездонной синей глубиной, и неповторимое ощущение полной свободы и какого-то толком неопределенного восторженного чувства заполнило сознание. Павел стоял и улыбался, глядя на оживающую людскую толчею огромного города, и ощущал себя полностью счастливым. Яркие лучи расплескавшегося над горизонтом солнца заливали мегаполис, звучавший разноголосым гулом нараставшего утреннего часа пик.
Впереди была целая жизнь и манящие перспективы.
И никто тогда не мог подумать, что ждало их в действительности.
Ностальгия. Кому-то она теперь была мукой…
- Пашка! Ты опять мечтаешь? – голос Егора вырвал из омута воспоминаний.- У нас вроде как гости!
Павел открыл глаза.
- Кого еще черт несет на наши головы? – проворчал Фил, тот самый лысый парень.
Он уже занял место за бруствером из мешков с песком и, щурясь, вглядывался в расплескавшуюся почти рядом густую тьму тоннеля через прицел пулемета.
Шорохов, тряхнув, головой, разогнал хмарь воспоминаний. Молча кивнул Егору на установленный на самодельной треноге прожектор. Тот шевельнул большой круглый отражатель. Белый столб света метнулся в сторону, выхватывая из мрака угловатые выступы бетонных тюбингов и обрывки кабелей на стенах. Сюрреалистическая пляска черно-белых теней не позволяла толком что-либо разглядеть.
- Крысы?- спросил Павел, устроившись рядом с Филом и снимая с предохранителя АКСУ.
- Там кто-то есть, - сказал Егор, со скрипом ворочая прожектор. Теперь луч метался понизу, высвечивая испятнанные ржавчиной рельсы и потемневшие от времени и сырости шпалы. – Я слышал шаги.
Павел прислушался – тишина была глубокой, гулкой. Он уже хотел сказать в ответ, когда Егор рявкнул:
- Вон он! Справа!
Луч прожектора уперся в один из тюбингов в метрах тридцати от них. На таком расстоянии он уже изрядно терял силу, превращая чернильную тьму в вязкий сумрак, но Павел все же сумел различить смутный контур человеческой фигуры, вжавшегося в простенок между бетонными выступами.
-Эй!- опередив Павла, рявкнул Фил. – А ну, выходи на свет!
Никакой реакции. Размытая полумраком фигура даже не шелохнулась, словно намертво прилипла к шершавому серому бетону.
- Выходи, говорю! – Фил передернул затвор. Лязганье механизма громко раздалось в стылом воздухе. – Ну, я тебя сейчас пошевелю, упрямый!
Он поудобнее приложился к прикладу пулемета, выцеливая фигуру человека.
- Не стреляйте…..- раздался тихий голос.
- Ты кто?! – бросил в полумрак Павел. – Выходи на свет! Руки за голову!
Секунду неизвестный медлил. За тем, осторожно ступая, в освещенное пространство вышел человек.
Невысокий. Руки держал поднятыми на уровне плеч.
- Ближе! Руки не опускать!
Незнакомец осторожно сделал пару шагов.
Шорохов, держа его на прицеле АКСУ, ступил навстречу.
Глава 2
Действительно, невысокий, ему до плеча. Одет в легкое темное пальто и черные кожаные перчатки. Павел усмехнулся – надо же, где он их достал. Совсем новые, еще сверкают темной лакированной кожей. Он таких не видел… уже давно. Если вообще кто-то в здешнем метро носит обыкновенные перчатки, а не от защитного костюма.
Лицо человека выражало искренний испуг и еще какое-то неподдельное изумление. Павел уже давно не видел у здешних обитателей таких ярко выраженных чувств – все уже давно разучились удивляться чему-либо. На лицах отражалась мрачная сосредоточенность, печать тусклой и порой бессмысленной жизни, которую впору назвать медленным угасанием. Но здесь….На лице этого человека действительно было написано неподдельное удивление, словно бы он видел окружающее впервые, а не прозябал в этих туннелях ближайшие двадцать лет.
На вид ему было лет около сорока. Достаточно густые волосы, тронутые у висков серебром седины, зачесаны назад, хорошо выбрит, лицо бледное. У Павла в душе вдруг что-то повернулось – слабый укол тревоги.
Таких лиц в метро быть просто не могло. И волос тоже. Это точно. Двадцать лет под землей – это совсем не малый срок. Без солнечного света, в постоянной полутьме и в условиях повышенного радиационного фона. И то, и другое неизменно оставило следы на всех без исключения. Кто-то остался без волос вообще, у кого-то редела шевелюра – радиация накапливалась в организмах людей. А кожа, не получая в течение длительного времени необходимой дозы ультрафиолета, становилась тонкой и не просто бледной, а с каким-то серым отливом. Наверное, такими всегда рисовали призраков – цвет на грани с бесплотностью.