айшему зданию: двухэтажному деревянному бараку, бормоча себе что-то под нос, и уже не удерживая собственный слабый разум на пороге охватывавшего ее безумия... Оказалось, что весь район был застроен этими хлипкими деревянными домиками. На верхних этажах некоторых из них горел электрический свет, а от некоторых остались лишь горелые каркасы. Стикс осторожно, по стеночке, перемещалась по узким улицам, опасаясь встречи с живым существом и одновременно жаждя, чтобы кто-нибудь нашел ее и спас от этого кошмара. Переходя заросшую ломкой, мертвой травой дорогу, Стикс почти нос к носу столкнулась с толпой пьяных, угрюмо-веселых малолеток, которые тут же принялись свистеть и выкрикивать непристойности в ее сторону. Издалека казалось, что в их тупых, автоматизированных глазах не было зрачков, а все они покрыты отражавшими скупой лунный свет бельмами. Почти теряя сознание от страха, девушка метнулась обратно во двор, из которого вышла, и юркнула в один из заброшенных, изъеденных червем и короедом домов. Не останавливаясь, она пробежала пару комнатушек, служивших, верно, когда-то квартирами и притихла в темном углу одной из них. Там она и затаилась, вслушиваясь в тишину сонливых улиц. Когда страх отступил настолько, что Стикс вновь смогла контролировать свои действия, она осмотрела помещение, освещенное скудным светом окна напротив. Оно оказалось по-спартански обставлено: одинокая тумбочка, несколько слоев мочала в углу, повсюду были разбросаны полуистлевшие упаковки из-под дешевой лапши. Очевидно, здесь кто-то жил, и девушка не горела желанием встретиться с хозяином лицом к лицу. Девушка уже направлялась к выходу, когда в прихожей раздался гулкий стук чей-то обуви по деревянному полу. Заметавшись в темном, незнакомом ей доме, опасаясь, что в неизвестных ей комнатах найдется что-то пострашнее человека, Стикс замерла в центре чужого жилища и огромными глазами уставилась на дверной проем. К ней медленно приближалась угадывающаяся в темноте человеческая фигура... Заметив пришелицу, незнакомец остановился и направил ей в лицо узенький луч синего света, исходящего, похоже, из дешевого брелока. - Заблудилась, дитя? - донесся до Стикс женский голос. Он мог бы быть почти материнским, если б не угадывавшиеся в нем нотки тщательно сдерживаемого сладострастия. - Не бойся, я не дам тебя в обиду. Можешь переночевать у меня, а утром отправиться восвояси. Девушка не нашла в себе сил отказать и, кивнув, опустилась на пол в «своем» углу, не сводя с хозяйки настороженного взгляда. Та, пошерудив немного в тумбе, извлекла канделябр и вставила в огромный сальный огарок, торчавший в нем, желтую, тоненькую свечу. Когда она запалила огонь, Стикс с трудом удержалась от крика ужаса: правый глаз незнакомки напоминал треснувшее при варке яйцо: вокруг него вздувалась синюшная опухоль и свисали пузырящиеся лохмотья вытекшего белка. - Красавица, да? - усмехнулась она, обнажив пораженные гнилью зубы, - Вот, что делает с тобой этот город. Иссушает, обращая в пыль, с рождения обрекает на погребение заживо... Остается воровать церковные свечи и питаться ими же, когда догорят. До чего же мы докатились, сестрица... - Она сокрушенно покачала головой, и Стикс, не в силах больше сдерживаться, расплакалась, швыркая и хлюпая носом. Женщина продолжила, будто не замечая этого: - Вот знаю же, что давеча в углу шебуршались не крысы, что валить надо из поганого этого места... «Новоанглийская» - это все брехня, местные его называли «Старые спички», по-ихнему, по-англицки. А ныне мы как в Вавилоне, безбожном граде, все бормочем на одной тарабарщине. Калека мелко перекрестилась. - А «Старые спички» потому что все халупы эти-то деревянные, так они еще и старые баки из-под бензина сюда привозили сбрасывать. Одна искра, и рванет все к такой-то матери... Девушка опасливо покосилась на неровный свет восковой свечки. - А меня зовут Стикс, - хрипло заговорила она, - Только все равно это мало что значит. - Отчего ж, - тетка уставилась на нее мертвым взглядом, - Стикс - река, дарующая беспамятство, забвение... злая река. - Дело скорее в названии станции, - возразила ей девушка, - Старые спички - Old firesticks, как раз по последнему слогу. - Дело в не том, отчего что пошло, - назидательно заявила хозяйка, - А как это понимать. А понимать уж можно как хочешь. Бродяжка ей не ответила; ее сморил беспокойный, изнурительный сон. Стикс проснулась за несколько часов до рассвета, от страшных, противоестественных звуков. Она с ужасом вслушивалась в хруст, бульканье, чавканье и молилась про себя, чтобы это был сон, наваждение измученного, больного мозга. Отважившись приоткрыть глаза, она чуть не потеряла сознание от глубочайшего, кромешного страха, охватившего ее разум. На физическом уровне она ощутила, как безумие уничтожает последнюю возможность вернуться в мир реальных вещей из этого ожившего кошмара. Тело ее вчерашней собеседницы было разорвано на куски и растащено по всей комнате, густая кровь медленно просачивалась сквозь половицы. В углу напротив того, в котором сидела девушка, зиял черный провал, который еще вчера был простой крысиной норой. Смутным силуэтом в проеме окна чернело продолговатое существо с недоразвитыми человеческими руками и маленькой, будто бы детской головой. Оно, сопя и давясь, грызло останки несчастной калеки, и в случайном свете проехавшего мимо автомобиля, девушка заметила отсоединенное от тела, с кровавым провалом рта и пустыми глазницами, лицо своей вчерашней хозяйки. В тот момент мозг ее полностью отключился и та вторая, «злая» Стикс, что владела моторной памятью и бесконечным запасом ругательств, полностью взяла на себя контроль. Двигаясь медленно и бесшумно, она отползла чуть в сторону, к бессознательно отмеченной вчера половице. Положившись на единственный шанс, Стикс с грохотом обрушила девичий локоть на переломившуюся от удара деревяшку (существо зашипело и подпрыгнуло на месте) и, просунув руку в образовавшуюся полость, лихорадочно зашарила там рукой. Что-то укусило ее за палец, и, выругавшись от боли, она нашарила там то, что обычно прятали от обысков жители неблагополучных районов Керридж-сити: сапомальный ствол. Недокадавр уже метнулся в сторону девушки, когда она перекатилась на спину и надавила на курок выставив оружие прямо перед собой. Кривое, кустарное дуло разорвалось прямо перед хищно оскалившейся мордой. Перед тем, как ее искалеченные взрывом руки впечатало в пол, в красной вспышке девушка успела увидеть извивающееся, похожее на ласку, тело существа, чья голова превратилась в кровавое месиво. Через пару секунд оно затихло на полу, а Стикс истерично, страшно смеялась, прижав руки к груди. В конце концов, она была бы никчемным копом, если б не умела превозмогать боль. Когда открыли метро, она, с наспех перевязанными тряпьем руками, спустилась в знакомо-спасительную шахту и, с трудом ориентируясь в полноводном человеческом потоке, села на кольцевую ветку. Проехав пару раз по кругу, она наконец смогла сесть на освободившуюся скамейку и провалилась в мучительное забытье, стараясь не думать о чудовищных событиях прошлой ночи. Руки нещадно болели, но все ее существо торжествовало, баюкая вновь обретенную память и самоидентификацию. Только бы вылечить разорванные пальцы, и тогда... Лишь одно ей не давало покоя: что-то в том зловещем послании самой себе, какая-то деталь, ускользнувшая от ее внимания... Ее истощенный разум не смог бы выразить это словами, но неотступное ощущение цикличности, неминуемого, закрученного в ленту Мёбиуса рока, бередило ее исстрадавшуюся душу. Сквозь полуопущенные ресницы она заметила в плотном людском массиве показавшегося знакомым ей старика-оборванца, но властная сила сна наконец отключила ее измученное сознание. Первым, что ощутила девушка, были рев и качание, качание и рев.