— Так вот, самое важное, — сказал наконец больной, и в усталых глазах его не было прежнего оживления, — самое важное, Макс, — имение. Дедушка за два года до смерти так мне все обстоятельно растолковал, что я хоть сейчас перескажу — и не ошибусь и ничего не перепутаю.
Произносил он это медленно-медленно, останавливаясь на каждом слове, положив на сердце тонкую руку, покрытую бурыми пятнами грязи.
— Много этого, хоть не так много, как я думал. Земли у нас — это Хортынь и девять фольварков, вместе с Ренгом. На четырех фольварках ипотека. Осталась от старых хозяев, прочие — чистые. Все разом больше пятнадцати тысяч гектаров, но земля плохая, к тому же половина — леса. В банке семьи Рейтцев помещены активы, наличные в рублях и ценные бумаги. Тот самый банк, совладельцем которого был когда-то мой тесть и твой дедушка, Юлиуш Хальтрейн. Это все официальное. А теперь слушай… — Отец схватил его за плечо и сжал с силой. Он почувствовал, как сквозь сукно и ватную подкладку в тело впиваются ногти.
Больной ослабил хватку и заговорил вновь, но мальчиком внезапно овладела дремота. Слушая, он различал отдельные слова, как, например, «Швейцария» и по-французски произнесенное название городка Сен-Галль, которое он когда-то уже слышал, только как бы в ином звучании, но не мог никак связать оба названия воедино. Долетело до него слово «сейф», только он не был уверен, слышал ли он его когда-то, но, не будучи уверенным, пришел тем не менее к выводу, что, так или иначе, есть в этом нечто важное, впрочем, главное не в этом, а в том, что слово красиво звучит, и он повторил его дважды, а отец одобрительно закивал. Потом Мики вновь погрузился в тот теплый туман, который вот уже несколько минут окутывал его, хотя он сопротивлялся этому. Может, он погрузился бы в него окончательно, не прозвучи красивое название, которое неизвестно почему, ибо он слышал его впервые, тотчас ассоциировалось с ласковым ветерком и многоцветно сверкающей на солнце водой. Это слово, произнесенное потом еще и в родительном падеже, звучало «Каспий», и в сознании мальчика появились толстые, обросшие мхом и ракушками бревна, торчащие ввысь, — конструкция, вобравшая в себя власть и силу.
Был такой момент, когда он не слышал ничего, даже свистящего дыхания, а потом очнулся и услышал вдруг фамилию «Кулага», отцу было, видимо, очень важно, чтоб это запечатлелось у него в памяти, потому что он повторил ее со стоном еще раз и тут же упал, тяжело дыша, на подушки и, казалось, закончил.
Смрадно коптили свечи в холодной душной комнате. От отца исходил неприятный запах. Мальчику было очень холодно, и он не мог уснуть, однако усталость мешала сосредоточиться. Отец, по всей видимости, это понял, в его глазах промелькнуло понимание тщетности дальнейших усилий.
Окна в башне были, насколько он помнил, высокими и узкими, в белых переплетах небольшие стекла. Теперь их затянули бордовым сукном, прибитым вверху гвоздиками к стене. Сукно без конца дышало, как если бы разница температур по обеим сторонам окон вызывала циркуляцию воздуха.
— Нотариальная контора «Гюмлох унд Фехт», — сказал вдруг отец и вновь приподнялся, словно хотел приблизиться к мальчику, оперся на локоть, но рука дрожала, как дрожит лошадь после долгого бега, — рента для матери, полторы тысячи в год. Басе заплатишь сам.
Мики подался чуть вперед и коснулся лбом коленей. Очень замерзли ноги, хотелось помочиться. Отец говорил уже про что-то другое, но Мики повторил вслух:
— Рента матери полторы тысячи в год, Басе заплачу сам, — и у него вызвало досаду, что голос, в начале фразы высокий и детский, перешел под конец в бас, каким говорил прадедушка, когда у него был бронхит.
Мальчик раздумывал, есть ли у отца горшок, а если есть, то удобно ли спросить об этом, и что сказать, если отец подтвердит, и вдруг услышал, что единственным наследником всего является он сам, но до совершеннолетия имуществом будет распоряжаться Кулага, что же касается остального — и тут вновь прозвучали те же красивые названия с таинственным Каспием во главе, — то все подстраховано вдвойне и с настоящего момента деньги изъяты из банковского оборота… И тут пошли пояснения, от которых вновь потянуло в сон.