Рогойский кивнул. Молодой человек придавил окурок в мыльнице, и Рогойский подумал, что всего десять минут назад тот не позволил бы себе ничего подобного и держал бы окурок до тех пор, пока не прижег пальцы, тогда бы он выронил его, будто по недосмотру, на пол и потом, наверное, растер ногой. Факт оставался фактом: офицерик чувствовал себя все уверенней. Он сказал лишенным эмоций голосом, каким говорил в самом начале, но теперь это прозвучало уже естественно, без деланного спокойствия, без фальши:
— Генерал Романовский полагает, что ради дела, ради блага армии, а также ради вас лично, майор, и ради ваших подчиненных вам стоит перейти в ту формацию, где ваши склонности могут быть использованы с большей отдачей, нежели до сих пор. Генерал считает, что служба в основных частях, в добровольческих отрядах, предъявляет к солдатам и офицерам такие требования, какие в состоянии выполнить не каждый, но не в силу непрофессионализма, а по причинам столь различным, что их логическая систематизация попросту невозможна.
— Будьте добры, выражайтесь яснее, — сказал Рогойский, спрыгнув со стола и внимательно глянув на офицера.
— Мне трудно выразить яснее то, что уже достаточно ясно сформулировано генералом Романовским, — спокойно ответил молодой человек и пригладил редкие светлые волосы с пробором посредине — на прусский лад. Тут же он добавил: — Генерал склонен полагать…
— Хватит! — рявкнул Рогойский, сунул руки в карманы и вновь стал прохаживаться по комнате.
— Дело, по которому я пришел, — поспешно продолжал офицерик, опасаясь, что его прервут, — не согласовано с главковерхом. По крайней мере до настоящего момента. Вот доказательство, что генерал желает решить его к удовлетворению обеих сторон. Уверяю вас, майор, множество подобных дел решалось однозначно и проще. Ваша несомненная популярность в армии — вот причина, по которой генерал хочет выказать максимум доброй воли.
Рогойский пнул книжку, выпиравшую из кипы в левом углу комнаты, и, наклонив голову, сгорбившись, насколько это ему позволяла широкая выпуклая грудь гладиатора, принялся безошибочно и с хорошим чувством ритма насвистывать «Кампанеллу». Офицерик наблюдал за ним, пока его внимание не привлекла муха, зажужжавшая под потолком, украшенным по углам лепниной. Муха кружилась некоторое время над окном, затем с двумя или тремя своими спутницами села на свисающую на проводе с потолка лампу в двух метрах над столом. Офицерик оглядел комнату, словно только сейчас обратил внимание на ее размеры и красоту, на белые гладкие стены удивительных пропорций. Собственно, это была даже не комната, а скорее зал, немного запущенный, но, будто живое существо, примирившийся с этим неуважением к своим возможностям и с отсутствием интереса к простой своей красоте. Где-то очень близко, под самым окном, залаяла собака и тут же заплакал ребенок. Солнце меж тем, поднимаясь, проникало все глубже вовнутрь и ложилось яркими полосами на интарсию дубового паркета. Рогойский внезапно остановился, перестал насвистывать и, не поворачиваясь к молодому человеку, спросил его таким тоном, словно не было никакого разговора и словно офицерик, опиравшийся на столешницу кончиками длинных, тонких пальцев, явился сюда всего минуту назад:
— Чего надо генералу?
Посланный ответил не сразу. Его деловитость, его готовность к разговору как бы расплылась в сонной атмосфере летнего полдня — может, размагнитила красота интерьера, в котором он пребывал? Он перевел взгляд с привлекшей его внимание стены на книги по другую сторону стола, в особенности на ту, пострадавшую от пинка Рогойского и теперь открытую, с разметавшимися страницами, похожую на поруганную внезапным насилием женщину, которая не имеет силы, а может, и желания оправить белье на своем белом теле.
— Генерал хочет, чтоб вы, майор, отнеслись с пониманием к тому, что он вам предлагает. — Офицерик улыбнулся и мягко выронил: — Я думаю, генералу важно, чтоб вы ему доверяли.
Рогойский пожал плечами:
— Доверял?
— Да, думаю, именно так и следует к этому относиться. Но это мое личное мнение. Мое частное суждение о деле, с которым я приехал.
— Что за предложение?
— В двух словах затруднительно… Дело в том, что меня уполномочили детально обсудить вопрос, проанализировать новую ситуацию и обрисовать, возможно, ваши новые задачи и обязанности. Включая технические детали. Мои полномочия довольно широки, и визит в штаб не потребуется. Простите… — Молодой человек, будто снова в поисках спичек, стал шарить по карманам, только делал это теперь медленнее, как бы во сне, непроизвольно. Случайным движением сбросил кисет, рассыпав табак по полу. Махнул рукой и докончил: — Вы, кажется, кавалерист?