Он понимал: время работает не на него, причиной тут и отсутствие денег, и красные, которые, надо полагать, еще до зимы возьмут город. Но ничего не предпринимал, чтобы покинуть Одессу. Точно так же как и все эти пришлые люди, запрудившие улицы, захватившие гостиницы, занявшие рестораны и трактиры. Для них ход времени был еще менее благоприятен, но они поступали так, словно все было наоборот. Каждый твердил про отъезд, но немногие покидали город. Ждали. Сначала высадки союзников, теперь — когда прибудет «Фальмут». Из уст в уста бежала весть об английском лайнере, который вошел уже якобы в Черное море. Длиной с полверсты, высотища — как новгородский собор. Девятьсот кают и две тысячи мест в трюме. Восемь оркестров дуют без перерыва, в четыре смены. На верхней палубе — тысяча шезлонгов, на нижней — теннисные корты, бассейн с подогретой водой, крикет и кегли. Всякий, кто слушал или рассказывал, был убежден: «Фальмут» и в самом деле прошел Босфор, вскоре прозвучит его колокол и так или иначе все устроится. Ибо в случае необходимости судно совершит два или три рейса. Рогойский не верил в «Фальмут», но тоже ждал и в бессонные ночи, поедаемый клопами, рисовал в своем воображении подробности путешествия на комфортабельном лайнере, он уже ощущал запах лаванды от накрахмаленных простынь, и ему мерещились безвкусные овсяные хлопья на завтрак.
К концу второй недели он выиграл в кости у какого-то биндюжника, обедающего в том же самом трактире, двадцатипятирублевую серебряную монету и решил потратить ее на хороший ресторан с музыкой. Выбрал один из самых элегантных, расположенный внизу, возле парка. Часов около девяти вошел в набитый людьми зал, похожий величиной и простотой интерьера на манеж. Обширность ресторана поразила его до такой степени, что, замерев на своих, как обычно, слегка раскоряченных, кривоватых ногах, он уже раздумывал, не смотаться ли отсюда прочь и не попросить ли обратно деньги за входной билет, но, повернув голову, краешком глаза заметил раздвижные двери, а в глубине — уютный полумрак и жужжание голосов. Он направился туда. В ноздри ударил жаркий, если не сказать — спертый, воздух, секунд через пятнадцать он освоился.
Этот круглый зал был намного меньше и ниже первого. Стены увешаны яркими по колориту, дерзкими, приковывающими взор своей хищностью картинами с изображенными на них невиданной стройности женщинами и мужчинами с едва обозначенными признаками пола. Все были обнажены, все схвачены в движении, в прыжке, в беге, исполнены экспрессии, повернуты друг к другу одинаковыми треугольными лицами с миндалевидными глазами. Чем-то они напоминали святых с картин Эль Греко. Только у этих лица были плоские, холодно-равнодушные, не выражающие никаких чувств, хотя их руки, ноги, тела, по-осиному тонкие, были одержимы страстью.
Посредине, чуть справа, висела подсвеченная небольшой лампой со стеклянным абажуром картина, на ней был изображен мальчик с поднятой вверх, согнутой в колене ногой. В его позе поражала стремительность, казалось, фигурка вот-вот сойдет с полотна, а откинутая назад, не поспевающая за туловищем голова усиливала это впечатление.
Рогойский приблизился к большому и тоже круглому столу, уставленному блюдами и салатницами с холодным мясом, с копченостями, с разными сортами рыбы, с нанизанными на тонкие прутики маслинами, с тарелками, полными маринованных и соленых грибов, и стал рассматривать картину, заинтересовавшую его больше, чем все эти кушанья, хоть он и ощущал голод. Потом, уже положив себе в тарелку порцию заливной рыбы, ломтик мяса, добавив к этому редиски, облив все это татарским соусом и взяв из рук официанта во фраке рюмку водки, он вдруг подумал, что если вновь взглянет на картину, то мальчика там не обнаружит, придется искать его на другом полотне, ибо его не покидало впечатление, что фигуры перескакивают с картины на картину, что они в постоянном движении и только люди этого не замечают, поскольку им это неинтересно. А мальчик оленьими прыжками обегает зал, равнодушный к тому, что происходит внизу, на круглом столе, точно так же как равнодушны те, кого этот стол влечет, к постоянным перемещениям эфеба.