Розалинда много раз говорила со мной о моральном духе и о том, как его поддерживать. Чистота и трудолюбие возглавляют её список. По ее словам, к счастью, второе можно использовать для достижения первого, создавая двойную атаку на низкий моральный дух.
— Доброе утро, леди-генерал, — говорю я.
Она не поворачивается.
— Розалинда, — поправляет она тихим и мягким голосом. — Ты можешь звать меня Розалиндой, когда мы одни.
— Да, лед-Розалинда, — останавливаю я себя.
Сколько бы она мне ни говорила, я всё равно по умолчанию использую её титул.
— Здесь будет красиво, — говорит она, не отворачиваясь от окна.
— Мэм?
— Наш город, — говорит она.
В её голосе присутствует тяжесть, которой я раньше не слышала. У меня на руках пошли мурашки, а волосы на затылке встают дыбом.
Подойдя к ней, я смотрю на город. Она видит то, чего не вижу я. Всё, что я вижу, — это развалины, разбитые окна и разрушающиеся стены. Уничтоженные временем и войной, которая почти положила конец расе змаев.
— Да, мэм, — соглашаюсь я не потому, что понимаю, а потому, что не знаю, что ещё сказать.
В уголках её губ заиграла улыбка. Она посмотрела на меня, а затем снова на город.
— Представь себе, — говорит она. — Подумай о том, как всё может быть, а не только о том, как всё выглядит сейчас. Вон то здание, — она указывает на высокое здание прямо напротив нас. — Замени разбитые окна. Снеси верхний этаж, где рушатся стены. Размести сад на открытой крыше. Растения цветут, люди, наши люди, работают. — Она указывает ниже. — Там внизу из фонтана бьёт вода, и люди занимаются своей повседневной жизнью. Никаких беспокойств, никаких страхов о том, откуда появится их следующий обед и выдержит ли купол. Вернутся ли пираты. Именно для этого мы работаем. Это важно, никогда не упускать из виду цель, Сара.
Слушая её, я вижу то же, что и она, точно так же, как она создаёт образы в моём сознании. Красиво, идеально и намного больше, чем то, как мы живём сегодня.
— Да, мэм, — соглашаюсь я, озноб пробегает по моим конечностям.
Вот почему она Розалинда. Это то, что отличает её от всех остальных.
— Хватит, — говорит она, отворачиваясь от окна и направляясь к своему столу.
Я следую за ней и встаю напротив неё.
— У нас проблема, — говорю я без дальнейших предисловий. Розалинда не любит танцевать вокруг куста.
— Что? — спрашивает она, кладя руку на стол.
Внезапно её рука дёргается. Я не могу отвести взгляд от спазма. Она смотрит на свою руку, затем на меня, её глаза расширяются, не сильно, но достаточно, чтобы я уловила это. Она быстро перемещает руку в сторону и садится на своё место.
— Я спросила, что случилось, Сара? — повторяет она, обрывая слова, которые я собиралась сказать.
Глядя на её руку, мои губы шевелятся, но слова не выходят. Я застряла между тем, что собиралась сказать, и тем, что она хочет, чтобы я сказала, и я не могу говорить. Пытаясь преодолеть мысленный блок между разумом и ртом, я смотрю на Розалинду. Её острые глаза впиваются в мои, давая понять, что мои вопросы не приветствуются.
Как я могу не поинтересоваться? Что-то не так. Эта дрожь — слабость, которую Розалинда никогда не показывала.
— Э-э, — говорю я, борясь с собой.
— Сара, — говорит Розалинда мягким, но твёрдым голосом. — В чём дело?
Твоя рука, мне хочется вскричать. Блок в моей голове очищается. Глубоко внутри возникает слабая мысль, но этого не может быть на самом деле. Это было бы слишком смешно, чтобы быть правдой. Я не эгоистка, и такая идея стояла бы за гранью эгоизма. Но если что-то не так… может, Розалинда ухаживает за мной?
За мной? Из всех выживших я?
Быстро моргая, я отбрасываю все эти нелепые мысли.
— Вода, — говорю я наконец.
— Да? — Розалинда подталкивает.
— Если мы найдём способ увеличить подачу воды, мы сможем решить большинство проблем, с которыми сейчас столкнулся город, — говорю я, и уверенность наконец стала возвращаться ко мне.
Я долго и усердно думала о решении проблем, за наблюдением которых проводила целые дни. Розалинда не любит, когда к ней приходят с проблемой и не предлагают решения. Ещё одна вещь, которую я рано узнала под её крылом.