— Эй, малютка, — раздался женский голос где-то у подворотни. — Иди сюда…
Да чёрт возьми!
Полёт спас наивную целительницу, присевшую на корточки и протянувшую руки к завёрнутому в тряпьё ребёнку. Я приземлился аккурат вовремя между девушкой и тем, кому она от всей души предлагала помощь. Идиотка.
— А-А-А-А-А! — заорало дитя, ринувшись вперёд, на ходу доставая из-за пазухи неплохих размеров кинжал.
— Разрыв, — немедленно ответил я, выбросив руку вперёд.
Одежду разорвало, кровавые фонтаны сразу дали понять, что ребёнок не жилец. Оружие отлетело в сторону, а тонкий слой фиолетовой жидкости на лезвии намекнул, что оно было ещё и отравлено. Слетевший капюшон открыл грязные длинные волосы и искажённое в злобной гримасе девчачье личико.
— Я… Я же могла помочь… — не выдержала всё-таки девушка и упала на колени, опустив взгляд в окровавленную мостовую. — Почему она хотела убить меня… Почему…
— Ты поступила так, как поступают герои, — опустившись на колено рядом с целительницей, произнёс я. — А я — так, как поступают злодеи. Только почему-то ты сейчас жива, а твой враг валяется в луже своей и чужой крови.
— Это неправильно… — начала она заливать слезами алую каменную кладку.
— Мужчина, женщина, старик, ребёнок — все роли на войне меняются на одну, — процедил я. — Противник. Безжалостный, беспощадный. Неостановимый. Эта малютка с удовольствием бы сожрала тебя за ужином, понимаешь ты или нет, чёрт подери?!
— Эльза, не надо, — положил ей руку на плечо один из воинов. Судя по сединам и шрамам, это был офицер. — Джон прав. Во всём прав. Мы можем хотеть поступать, как герои, но для выживания мы обязаны поступать, как злодеи.
— Я не могу этого принять! — взорвалась девушка, поднимая лицо, полное слёз, и впиваясь взглядом мне в глаза. — Как? Скажи мне, как можно с этим жить?! Ты только что истребил целую страну! И эта девочка… Сколько из них ещё были убиты?!
— Твой товарищ сказал правильную вещь, — холодно ответил я. — С этим не живут. С этим выживают. Если человеческий разум не способен что-то принять, он переключается в режим тревоги. Чувства обостряются, движения ускоряются… А баланс добра и зла в душе шатается, словно маятник.
— Нет… Нет… Нет! — кричала целительница, изгибаясь всем телом.
— Твори добро и умри, или твори зло и выживи, — закончил я, поднимаясь. — На войне — только так. А все геройские принципы могут работать только в мирных условиях. Например, когда ты бросаешься на помощь торговцу, атакованному бандитами. Или даёшь маленькой девочке денег возле подворотни, чтобы продлить её существование на пару дней.
— Мы не люди… — наконец выдала девушка, вытирая слёзы. — Мы монстры. Монстры, убивающие себе подобных.
— Нет, — помотал я головой. — Мы солдаты, выполняющие свой долг.
— Эльза, пойдём, — помог целительнице подняться офицер. — Прости её, Джон.
— Не стоит, — отмахнулся я, вновь взлетая. Затем обернулся, глядя на обнимающего девушку солдата, который смотрел мне вслед. — Вы должны быть злодеями, чтобы выжить и победить.
Теперь на меня глядели уже все, кто не успел отойти далеко.
— Но вот здесь, — произнёс я, ударив себя в область сердца. — Вот здесь должно быть ваше добро. Запечатанным, спрятанным глубоко-глубоко. Найдите время и место, чтобы достать его. И постарайтесь не ошибиться.
Я подлетел ещё выше, затем отыскал глазами нужную площадь и спланировал туда. Толпа освобождённых людей скрылась за домами, облитыми литрами крови. Приземлиться удалось прямо напротив пары десятков пехотинцев в меховых доспехах. За их спинами прятались несколько стариков, женщин и детей. Цысберга видно не было, но я чувствовал, что он поблизости. Он…
И ещё кое-кто.
— Уходи, — прорычал один из варваров. — Ты победил. Ты уничтожил нас. Прояви милосердие, великий воин.
— Ты просишь? — выгнул я бровь. — Тогда почему вы до сих пор не на коленях?
— НАШ НАРОД НИКОГДА НЕ СКЛОНИТСЯ, ДАЖЕ ПЕРЕД БОГОМ И ДЬЯВОЛОМ! — раздалось за спиной у говорившего.
— Разрыв, — щёлкнул я пальцами. Фонтаны крови было заметно даже за живой стеной. — Я и так убью всех, так почему бы не попробовать сделать вашу смерть менее болезненной?
— Я… — вздрогнул один из солдат. — Так будет правильно. Братья и сёстры, мы преклоняем свои головы перед великим воином, сокрушившим наши тела и души.