— Лин, бежим скорее, надо переодеться, — громче необходимого сказала Сигни и кивнула парням, — увидимся за завтраком!
Мы бежали в общежитие, а в моей голове молотком стучала одна мысль: почему? Почему он не хочет хотя бы поговорить со мной? Влетев в комнату, я упала на кровать и разрыдалась, так долго сдерживаемое напряжение выплеснулось слезами. Сигни села со мной рядом и молча гладила меня по голове, а я изо всех сил пыталась сделать так, чтобы мои эмоции не затронули друзей…
— Ну все, Лин, — мягко сказала она, — все наладится! Не будет же он вечно от тебя шарахаться! В конце концов ему придется с тобой поговорить…
— Я за ним бегать не буду, — отрезала я, выпрямляясь, слезы мгновенно высохли, — я его люблю, но если он не хочет меня видеть — так тому и быть! Хочет держаться как друг или даже как просто однокурсник — его право! Только это так больно… — слезы снова подступили к глазам, но я удержала их, — ладно, времени у нас мало, я в душ!
Что ж, я оказалась права… Кэл не избегал нас, но и держался как-то отстраненно. Да, мы сидели вместе на лекциях, тренировались в группе на боевке, вместе завтракали, обедали и ужинали, но между нами повисло напряжение. Не было шуток, смеха, веселых подначек, и Кэл по-прежнему не смотрел мне в глаза… Как-то раз, не выдержав, Дойл попытался вызвать Кэла на откровенность. Но, как мне позже сказал Дойл, при вопросе о том, что у него со мной происходит, Кэл ответил, что это никого не касается и попросил не лезть к нему в душу.
Все время я отдавала учебе, стараясь не думать о любимом. Предметы у нас остались теми же, лишь поменялось расписание и, естественно, усложнились сами задания. На боевке мы все тренировались на износ. Кстати, Дойл выполнил-таки свое обещание и поблагодарил мастера Дарена за его науку, я присоединилась к нему: ведь его вроде бы садистские задания спасли мне жизнь как минимум дважды: в море и когда я ползла по скалам! Мастер только ухмыльнулся, но я увидела радость, плеснувшуюся в его глазах.
Шли дни. Прошла седмица, другая… Постепенно все возвращалось на круги своя: то Рейн передразнит кого-то, то Дойл ввернет едкое словцо. А мне все чаще казалось, что Кэл смотрит на меня с какой-то непонятной тоской, но отводит глаза сразу, как только я пытаюсь поймать его взгляд… Я понимала, что рано или поздно это должно закончиться, вот только как и когда? Шел к концу первый месяц учебы, когда все разрешилось…
Был последний день седмицы, и я возвращалась из школы мастера Ларга, где предпочитала проводить выходные: там я могла хоть ненадолго отодвинуть мысли о Кэле. Я уходила туда затемно, и возвращалась тогда, когда на небе зажигались первые звезды. Вот и в тот день я шла уставшая, ничего не видя и без единой мысли в голове, так что столкнулась с Кэлом у входа в общежитие практически нос к носу. Он сделал шаг назад, отводя глаза, а чей-то насмешливый женский голос пропел:
— Ну надо же, наконец даже до каллэ'риэ дошло, что иметь дело с полукровкой — только мараться!
Я подняла взгляд и встретилась глазами с одной из эльфиек-сокурсниц, та рассматривала меня словно какое-то насекомое. Чувствуя, как душу сковывает лед, а на глазах выступают слезы, я рванула к полигону, не обращая внимания на отчаянный вскрик Кэла «Лин!!!»…
Я неслась, не разбирая дороги, а в голове насмешливым эхом звучали слова эльфийки: «полукровка… мараться…» Что ты себе возомнила, дурочка несчастная? Может, поэтому Кэл и избегал меня, а вовсе не из ревности или обиды? Понял, что я ему не пара?
Не добежав до полигона, свернула в сторону — в моем состоянии на полосе я скорее всего сломала бы себе шею, а как бы мне не было паскудно, умирать я не желала. Рядом находилось невысокое строение, что-то вроде спортивного зала — там мы занимались зимой. Вошла — магические светильники вспыхнули автоматически — и достала из ножен кинжал. Как раз сегодня учитель показал мне новое упражнение, вот и буду тренироваться!
Я пыталась сосредоточиться, но удавалось плохо: в голове все еще звучали насмешливые слова, на глаза то и дело набегали слезы, но я смахивала их и снова и снова повторяла никак не дающееся мне движение. Не выдержав, я выругалась и обратилась… не знаю, к кому, наверное, к небесам:
— И вот что я делаю не так?
Ответил мне тихий и такой знакомый голос:
— Ты запястье немного не доворачиваешь.
Я развернулась и впервые за этот месяц прямо взглянула в зеленые глаза Кэла. Он посмотрел в мои глаза и вдруг рухнул передо мной на колени и склонил голову, заставив сделать шаг назад.
— Что ты…
— Лин, я… Я знаю, что вел себя как последний идиот! И тогда, когда уехал, не сказав тебе ни слова, и этот месяц… Боги, мне было стыдно взглянуть тебе в глаза, я проклинал свою глупость каждую минуту с тех пор, когда оставил тебя тогда, после шахты! Если бы я только знал… Клянусь, у меня и мыслях не было, что мое поведение можно было истолковать так! Мне казалось, что ты презираешь меня за то бегство, и я просто не смел сказать тебе все, что так хотелось!
Я слушала его слова и не верила своим ушам. Это не сон? Он говорит мне…
— Почему ты уехал тогда? — мой голос прервался, на глазах выступили слезы.
Он поднял голову, в его глазах бушевало пламя:
— Потому что я чуть не сошел с ума, увидев, как ты обнимала Раяна. Я забыл обо всем: что он твой друг, что он жених Тины, я видел только твое счастье и радость при виде него. Я уехал, чтобы у меня не было искушения убить его. Убить того, кого так нежно обнимала та, которую я люблю больше жизни.
Я ахнула, выронив кинжал и схватившись руками за горло, неверяще разглядывая его.
— Кэл, ты говоришь…
— Я люблю тебя, Лин. Я понял это, как только уехал из Академии… И мне все равно, кто и что на это говорит! Скажи мне только: ты хоть когда-нибудь простишь меня за мою глупость? Есть ли у меня надежда на то, что ты ответишь на мои чувства?
Я помотала головой, пытаясь прийти в себя. Его лицо вдруг помертвело, глаза наполнились горечью:
— Что ж, именно этого я и боялся. Того, что ты мне откажешь. Прости, я не побеспокою тебя больше, — его голос звучал глухо и прерывался, он поднялся, собираясь уходить. И тут я наконец смогла вымолвить:
— Кэл, как же ты… ох, глупый мой любимый…
Он вздрогнул, как будто я ударила его и одним плавным движением шагнул ко мне, всматриваясь в мое лицо с жадным ожиданием:
— Лин, ты сказала…
— Я люблю тебя. И порой мне кажется, что я полюбила тебя с нашей первой встречи… Тогда, в том переулке в Кранеле…
В глазах Кэла бушевала буря, он мельком взглянул на упавший кинжал:
— Так это была ты… Всегда ты… Сердце мое…
Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев моего виска, бережно проведя ими по лбу, обведя скулу, подбородок — словно ювелир, что вертит в руках драгоценный кристалл, любуясь его гранями — заставляя меня затаить дыхание от щемящей душу нежности. Вдруг он коротко простонал и притянул меня к себе одним сильным движением, впиваясь поцелуем в губы.
Я прильнула к нему, задыхаясь от желания, отдаваясь во власть его сильных рук, отвечая на поцелуй со всей столь долго сдерживаемой страстью. Кэл оторвался от моих губ и принялся осыпать поцелуями мое лицо, шею, затем чуть прикусил мочку уха, вырвав у меня стон.
— О, Кэл…
Он взглянул на меня, зеленые глаза его сияли, словно звезды, дыхание стало прерывистым и хриплым.
— Моя Лин…
— Только твоя, счастье мое, — шепнула я, целуя его лицо, шею, вдыхая кружащий голову аромат кожи желанного мужчины, зарываясь пальцами в его густые волосы и чувствуя его желание, его нежность. Казалось, мое тело превратилось в аритан, а Кэл играл на нем, словно музыкант-виртуоз, заставляя дрожать и петь каждую струнку.
Он взял меня на руки, шепча — Боги, как нежно! — о том, как он любит меня, а я понимала, что больше не чувствую границ меж нами. Я вдруг с несомненной ясностью ощутила все его чувства, они обрушились на меня, словно прорвав плотину и заставляя меня тонуть в них, погружаясь в пучину сладкого безумия. Любовь, нежность, яростное желание, стремление защитить, чувство вины, ревность — все это словно стало моим, многократно отразившись… И мир сошел с ума…