Второе преступление тоже очевидно и не допускает разночтений: врач распределял дефицитное лекарство не по серьёзным показаниям, а за дополнительную плату по принципу «кто больше даст». Естественно, брал не откровенно, а как будто просто подарками, в благодарность — типа «это ведь не запрещено». Но одно дело подарки, а совсем другое, когда ими начинают руководствоваться при работе. Если первое не порицается, то второе недопустимо. Более того, такое поведение является нарушением закона внутреннего круга и посвящённых — то есть тоже очень серьёзное преступление.
Если насчёт йети голосовали представители всех племён, то врача судил только внутренний круг. Впрочем, приговор у обоих оказался одинаково жестоким: максимальная мера, перевод в разряд недобровольных подопытных. После этого племена разделились: суд над остальными — их внутреннее дело. Точнее — их и наше, поскольку ещё один из нарушителей является посвящённым. Чтобы не затягивать с неприятной обязанностью, мы перешли в волгоградскую аптеку. Только власти посвящённых, обвиняемый и Вадим — как независимый наблюдатель.
Этот случай намного сложнее и более спорный, чем прошлый. Морий. Принятый в наше племя махаон создал немало проблем. Хотя юноша оказался весьма добросовестным и даже высокоморальным работником, но всё равно нарушил множество правил. Он во время режима максимальной экстремальности не следовал нормативам по отдыху, принимал наркотики, кроме прочего, сильно снижающие иммунитет, пользовался возбуждающими средствами, но не успокоительными (что тоже серьёзно мешало отдыху) — то есть подрывал свои силы. В результате заболел и не смог выполнять обязанности.
— Разве у Исты не похожая ситуация? — прервал обвинителя сатанист. — Она ведь тоже слегла, тогда как остальных посвящённых серьёзные болезни обошли стороной. У неё не было нарушений режима?
— Нет! — резко вскинулся Морий. — Иста ничего не нарушала — только я!
— Не было, — сделав замечание юноше, тоже покачала головой Рысь. — У Глисты с детства слабое здоровье — хуже, чем у большинства людей. Скорее всего из-за обречённости: у всех спасённых детей этого типа иммунитет ослаблен.
Росс горько хмыкнул:
— Да, её болезнь и даже гибель во время эпидемии не вызвали бы удивления и вопросов. Глиста действительно хилая. Настоящая вырожденка.
Обвиняемый отчётливо скрипнул зубами, явно с трудом удержав возмущение. А Вадим кивнул, принимая объяснение и понимающе посмотрел на врача: все остальные знали, что за грубыми словами скрывалась затаённая боль. Росс очень переживал за приёмную дочь.
В каком-то плане Мория можно понять: он пытался спасти любимую. Да и вообще тех, у кого душитель протекал в тяжёлой форме. Но вытянуть сумел только Исту, остальные трое тяжёлых погибли после того, как юноша слёг. Однако не это самое страшное: за такие потери судить бы никто не стал — все понимали, что без них не обойтись. Но из-за недостаточной расчётливости молодого посвящённого умерло ещё восемь человек. Восемь тех, кого с большой вероятностью удалось бы спасти, останься Морий в работоспособном состоянии. Грубо говоря, юноша выменял одну жизнь на восемь.
Когда последняя мысль, пусть и в более мягкой форме, прозвучала вслух, юноша не выказал удивления, судя по всему, сам придя к аналогичным выводам. Наоборот, Морий согласно кивнул, а когда описание ситуации закончилось, и прозвучал вопрос о приемлемости такого поведения, снова вмешался:
— Вы неправильно рассуждаете!
Я поморщилась, кто-то раздражённо фыркнул, а Лорд указал на дверной проём:
— Поскольку ты не можешь помолчать и мешаешь процессу, выйди и погуляй, пока мы принимаем решение.
— Но... — юноша резко оборвал себя, встал и направился к выходу. Но на пороге не удержался от горького комментария: — Судить надо за убийство одиннадцати... ну или хотя бы восьми человек! — после чего быстро покинул помещение.
Подождав пару минут, мы вернулись к обсуждению.
Имел ли Морий право на то, что сделал? С одной стороны — забота о семье и дорогом тебе существе, с другой — кодекс племени и жизни нескольких человек. Если бы юноша пренебрегал работой, дать ответ было бы проще. А сейчас... окажись Морий простым свободным, то его действия не вызвали бы негатива. Но он добровольно вступил в племя посвящённых, а значит, согласился выполнять наши правила. Не избегая работы, юноша не обратил внимания на распоряжения насчёт отдыха и заботы о собственной безопасности. Как ни страшно звучит, но во время максимальной экстремальности у посвящённых нет времени, которым они могут распоряжаться как хотят, даже отдых им не принадлежит — поскольку от него зависит сохранение работоспособности.
Легко говорить, но очень сложно судить. Думаю, каждый из нас пытался поставить себя на место Мория: что делать, когда на одной чаше весов жизнь близкого человека? Кто бы смог согласиться с тем, что раз на любимую уйдёт больше сил, чем на других больных, то её можно... то её следует бросить или заботиться по остаточному принципу?
— На самом деле проблема не только в Глисте, — заметил Лорд. — Морий очень крепкий парень... был. Он почти точно выдержал бы, если бы вытягивал только свою девушку. Вероятно, в этом случае даже режим бы почти или вовсе нарушать не пришлось. Но не всех четырёх тяжёлых больных, причём без ущерба остальной работе.
Мы помолчали, оценивая ситуацию. Всё равно вина не очевидна! Мало ли что могло произойти, даже соблюдай Морий все правила. С другой стороны, в этом случае его вины в случившемся не было бы. Но, к сожалению, мы не можем оставить происшествие без внимания: ведь тогда другие посвящённые тоже могут позволить себе пренебрегать режимом. А на самом деле юноша уже пострадал. Прошёл через ломку, чтобы избавиться от наркотической зависимости. Кроме того, он понял и признал ошибку, до сих пор переживая гибель своих пациентов. Муки совести — страшное наказание. Порой даже хуже, чем то, которое могут назначить другие.
— В случившемся есть и наша вина, — тихо заметила Рысь. — Мы не учли, что Морий пришёл в посвящённые уже взрослым. Он получил другое воспитание и не был готов принимать необходимые, но тяжёлые решения. А мы забыли об этом и послали его туда, где он с большой вероятностью (учитывая здоровье Глисты) остался бы единственным врачом. Морий может быть хорошим помощником, но не самостоятельным посвящённым. Мы должны были учесть его подготовку... даже не профессиональную, а моральную.
Рысь права. С другой стороны, во время бедствия на посвящённых легла огромная нагрузка, так что предусмотреть все мелочи они всё равно бы не смогли. Сложная ситуация. Тяжёлое решение. Как же поступить?
— Если смотреть честно, то Морий уже наказан, — прямо высказала общую мысль Лиля и подняла руку, призывая дослушать. — Но оставить так мы не имеем права — чтобы не подать дурного примера. То есть, по сути мы должны назначить наказание, но оно может быть формальным.
— Полностью формальным — не пойдёт, — заметил Вадим. — Иначе его именно так и воспримут.
— Верно, — неохотно признал Игорь. — Но я тоже против серьёзной кары.
— Ещё одна проблема — сам Морий, — добавил Илья. — Он чувствует за собой вину и стремится к справедливости... как он её понимает. С его взглядами, мальчик не примет мягкое наказание или то, которое посчитает таковым.
Мы задумались.
— Вообще, от этого молодого упрямца сплошные проблемы, — проворчал Росс. — Сначала он правила нарушает, а потом ещё и диктует нам, какого наказания достоин.
— Увы. В этом плане ты прав, — серьёзно кивнул химик.
Вздохнув, я переглянулась со Светой. Ещё до суда мы трое (входящие в общее правительство) поговорили с Морием, используя детектор лжи. Юноша оказался очень принципиальным правдолюбом, со своеобразными понятиями о чести и справедливости, а также всё ещё сильным юношеским максимализмом. В том числе, и по отношению к себе.
— Если Морий посчитает приговор неравноценным, легче, чем проступок, то может начать стремиться к смерти, — пояснила я. — Не покончит жизнь самоубийством, но начнёт вести себя неадекватно и излишне рисковать. Ещё сильнее, чем до этого.