– Я провожу.
Взяв из-под стойки ключ с белой биркой, леннай повел гостя к лестнице.
– Что с рукой? – спросил он, ведя новенького по коридору с комнатами.
– Орчий топор, – объяснил Валдис. – Меня направили сюда к одному из лучших лекарей Нейвера.
– Значит, в столице ненадолго, армия зовет? – подмигнул нелюдь.
– Если вернут руку, отправлюсь обратно, – кивнул Валдис.
Акива отметил, с каким неподражаемым спокойствием полковник говорил о своей травме. Леннай знал военных. Похоже, бедняга обречен.
– Вот комната. Чистая, светлая, простая, – он прошел мимо небольшого окна, за которым, если не обращать внимания на косые линялые крыши домов и перетянутые веревки с сохнущим тряпьем, виднелся крошечный кусочек моря. – Лучший вид.
Военный кивнул, едва осмотрев обстановку.
– Обед вот-вот будет готов, – проговорил леннай. – Располагайтесь, полковник.
Ровно через час Валдис спустился в главный зал. Побрившийся и причесанный, в свежей одежде и до блеска начищенных сапогах, он выглядел куда лучше этого места.
Кроме него в зале появилось еще несколько постояльцев. В глаза военному бросился толстый молодой человек у стойки. Он был в берете, лиловой бархатной курточке и полосатых гетрах, за его широкой спиной на надежном кожаном ремне покоился жуткого вида музыкальный инструмент.
– …Поверьте, я увеличу вашу посещаемость втрое! Все будут приходить на мои выступления и заказывать вашу выпивку! Я принесу этой дыре известность! – молодой человек говорил бойко и уверенно, почти перевалившись за стойку, так что Акиве пришлось посторониться.
– Ладно, только не лезь ко мне! – голос Акивы напоминал мяуканье недовольного кота. – Вот, что я скажу. Ты выступишь сегодня вечером, за что получишь обед и место в чулане на первом этаже. Если завтра на твое выступление придут люди, тогда заключим сделку. До тех пор никакой бесплатной еды!
– В чем дело? – поинтересовался Валдис, подойдя к стойке.
– Не обращайте внимания, полковник. Очередной попрошайка, – Акива кинул недовольный взгляд на барда и нацепил на нос медное пенсне, чтобы вернуться к газете.
– Если вы хотите знать, я играл в самых высоких домах Лиазгана, меня приглашали на все праздники! – оскорбился музыкант.
– Да? И как же тебя тогда занесло в нашу захудалую Нейверскую столицу? – усмехнулся Акива, взглянув на кучерявого толстяка поверх золотого пенсне.
– Раз читаете газеты, сударь, то должны знать: в Лиазгане сейчас пожар, стихийное бедствие, толпы сумасшедших нелюдей! Там невозможно оставаться творческому человеку! – заявил бард. – Мне пришлось бежать, и вы даже представить себе не можете, что мне пришлось пережить по пути сюда!
– Неужели? – фыркнул нелюдь. – И что же?
– Газеты врут, сударь, вот, что я вам скажу, – таинственно заявил бард. – Я своими глазами видел такое, о чем до сих пор не написали ни в одной даже самой захудалой газетенке! – воспользовавшись тем, что его слушают, он решил укрепить свою позицию, заняв стул возле стойки.
Валдис сел рядом. Он подозвал проходящую мимо служанку, попросил принести обед себе и музыканту, сразу же заплатив за обоих.
– Вы слишком щедры, сударь! – воскликнул бард. – Мое имя Есень Лиловые Струны и, поверьте, я не оставлю вашу доброту без благодарности!
– Не стоит, – покачал головой Валдис.
– Так что же ты видел? – спросил Акива, смотря на барда.
– Я расскажу вам, – кивнул Есень, и, приняв необходимую позицию и тон, начал свой рассказ с подобающим его ремеслу мастерством. – Я, как и многие беженцы, без труда пересек границу между Лиазганом и Нейвером и добрался до городка Конево на той стороне реки Тетзы. Я хотел попасть в столицу, но меня туда не пускали! Никого не пускали! Целых три недели в порту стояло шесть судов, но ни одно не принимало ни товаров, ни путников! Город был забит беженцами из Лиазгана и нейверских деревень. Ведь в Нейвере, как оказалось, тоже есть свои повстанцы, хотя их меньше, чем в Лиазгане, и они еще не бросаются на все живое.
– Это я и без тебя знаю, – Акива нахмурился.
– Это не все! – запротестовал бард. – То, что случилось в Конево, – настоящий ужас, послушайте! Однажды вечером, когда я выступал в местном трактире, где собрались беженцы, на город напал целый вооруженный отряд. Белые совы вламывались в дома и обыскивали каждую комнату. Они искали нелюдей, особенно леннайев, а когда находили, забирали! Женщин, детей, мужчин – всех вязали по рукам и уводили на корабль, стоявший в порту! Никто не мог ничего сделать: каждого, кто пытался заступиться за яркоглазых, избивали до полусмерти! Я смекнул, что раз их ведут на корабль, то, скорее всего, повезут к другому берегу. И собаке было бы ясно, что оставаться в Конево дальше слишком опасно. И что я сделал? Я пробрался на судно, куда вели беженцев, и спрятался в запасной лодке! На палубе была такая неразбериха, что меня никто не заметил, – Акива скептически оглядел тучную фигуру барда, но тот и бровью не повел. – Когда мы отчалили, команда успокоилась, и я услышал разговор какого-то мужчины с полковником. Они мило побеседовали, а потом старой речной выдре перерезали горло и выкинули за борт прямо через мою лодку! В тот момент я понял, что с корабля нужно немедленно сматываться. Тихонько спустив лодку на воду, я, молясь всем богам и не жалея сил, погреб до столичного берега. К рассвету я, наконец, добрался до суши. И вот, я здесь, живой и здоровый, а сотня беженцев-нелюдей и целый корабль неизвестно где!