Часы пробили два. Шевкет-бей потер глаза и зевнул.
Зулейха резко встала.
— Мы скоро усыпим любимого дядюшку… — сказала она. — Нам пора.
И, не дав ему возможности возразить, позвала Юсуфа.
Когда они оказались на улице, мысль, что они наконец-то остались одни, вернула ей прежние радость и живость.
Только Юсуф в последнюю минуту допустил бестактность — пригласил дядю на следующий день посмотреть «Ташуджу».
Но радость и искренность первой встречи не уняли волнений старого дипломата. В этом приглашении, как и во всем, ему мерещились скрытые намерения.
На следующий день проснувшаяся поздно утром Зулейха обнаружила письмо от дяди.
Шевкет-бей сообщал, что вынужден уехать утренним экспрессом в Стамбул из-за внушающей ему опасения телеграммы от великого зятя султана, будто очень сожалеет, что не сумел посмотреть «Ташуджу», и приглашает племянницу приехать в Стамбул вместе с Юсуфом осенью.
Глава двадцать вторая
Врачи в измирской больнице не давали точных заключений о состоянии здоровья доктора. Осмотр показал, что у Эмин-бея слабое сердце и сам он тоже слаб. Кроме того, врачи поили его лекарствами и предложили соблюдать диету, чтобы снизить уровень мочевины, который нашли чрезмерным.
Хотя, конечно, неплохо, чтобы какое-то время доктор оставался в больнице, но большой необходимости в этом не было. Поскольку он остался один на всем белом свете, он мог, не слишком утомляясь, продолжить путешествие в это время года. Если вдруг в будущем случится что-нибудь непредвиденное, они могли быстро обратиться за помощью к любому доктору в любом порту.
Шли последние дни августа. Средиземное море, казалось, вот-вот закипит от жары. На «Тажуджу» невозможно было находиться. Моряки ходили разутые и непрерывно поливали палубу водой из ведер.
Найти прохладный уголок на берегу тоже не представлялось возможным, там нечем было дышать. В портовых городках, в которые они заезжали, в тени чахлых деревьев, стен и навесов от солнца, внутри опустевших лавочек лежали, раскинув руки и ноги, полуголые люди в позах павших во время уличных боев. Кучи водорослей на берегу, мусор на улицах, грязная и застоявшаяся вода полузасохших речушек, лавочки бакалейщика, мясника и небольшие закусочные наполняли воздух тяжелым запахом. Юсуф и Зулейха торопились на корабль, порой даже не окончив осматривать традиционный рынок, муниципалитет и площадь перед ним, когда рядом было столько людей, которые смотрели на них, словно вопрошая, что они хотят тут найти, и тучи кружащих вокруг насекомых.
Юсуф, во время этого путешествия считавший себя ответственным за то, чтобы Зулейха не скучала, сказал:
— В это время года тут всегда не очень, знаю… Но в этот раз это просто неприятная случайность, невезение, мы попали в теплую волну…
Он приказал капитану плыть вперед без остановок, потому что они и так слишком опаздывали. Но «Ташуджу», предельная скорость хода которого составляла девять миль, хотя и шел на всех парах, казалось, стоял на одном месте в бескрайнем море, будто увязнув в жидком металле.
Только несколько часов вечером приносили небольшое облегчение.
Когда солнце начинало садиться, на море тоже появлялось легкое зарево. Было видно, как легкий ветерок, дувший прямо над водой, так низко, что его не чувствовалось на палубе, открывает в бескрайних морских просторах еле заметные дорожки, похожие на тропинки в степях. Потом во время самого заката пространство между этими дорожками золотилось цветом пашен, на которых скошены посевы, от теней возникали образы, похожие на края канав, ям от высохших селевых потоков, сады, ограды и грядки. Когда-то на Мраморном море Зулейха видела, как море принимает вид таких вот равнин и полей и как берег с садами из тени и тумана движется прямо на пароход. Но только здесь она в первый раз в жизни стала свидетельницей того, как цвета воплощаются в формы отчетливых и устойчивых видов суши. Даже Юсуф, который не отличался богатым воображением, как-то вечером сказал:
— Мы плывем сквозь миражи… Обычно в пустыне земля водой кажется, а тут, наоборот, вода кажется сушей…
Но когда наступала ночь, духота наваливалась вновь, удушливый туман окутывал пароход. Хотя через открытую дверь было слышно, как в салоне, не переставая, жужжат два вентилятора, Зулейха не могла усидеть в каюте, ворочалась в кровати, как бьется выброшенная на берег крупная рыба, и, не выдержав, бросалась наверх.