– Кому я нужен, – буркнул Сяхоу.
– Кому-то да нужен, – решила свернуть тягостный разговор Тина и спросила: – Когда уходишь?
– Из яслей? Завтра.
Казалось, разговор исчерпал. Но гмур упорно стоял над душой. Их беседу остановились послушать несколько местных, заодно пополнив бюджет старой нищенки и подарив ей шестой уровень. Они одобрительно пялились на мудрую чужестранку и негромко гомонили. А гмур топтался и не спешил уходить.
Не сказать, будто Тина горела желанием заводить в Дизе обширные знакомства. К одиночеству последних лет она попривыкла, притерпелась. Да и Митенька всегда дома, при ней, хотя и возлежал целыми днями в саркофаге. Он и тут будет рядом, а с ним весь его клан – уйма народа.
Однако сердце поднывало. Не могла Тина вот так просто взять да оттолкнуть человека, когда у того свербит хоть к кому-то душой притулиться. Со сверстниками выходит худо. А бабушка такой человек, иметь которого никому не повредит.
Тина поймала взгляд парня, улыбнулась и предложила:
– Сяхоу, я сейчас немного покачаюсь, а позже с удовольствием выпью с тобой чайку. Или винца. Что-то давненько я к хмельному не прикладывалась.
– Идёт, – разгладилось лицо могучего коротышки, который успел обзавестись вполне приличной кольчугой и новым топором. – Так мне сюда вернуться?
– Возвращайся, – вновь улыбнулась Тина.
И благодарно кивнула очередному милосердцу, аккуратно положившему в её подол золотую монету.
Сяхоу вернулся, когда солнце закатилось за терема, но ещё не упало за горизонт. Народу на улицах поубавилось. Тина догадывалась, что неписи живут по законам предков их создателей: ложатся и встают по солнышку. Она получила седьмой уровень – всего-то за день – и одно очко в залог будущего восьмого. Ей казалось, будто она идёт вперёд семимильными шагами, но сравнивать было не с чем. Как-то не удосужилась поинтересоваться, давно ли тут Зорг с Гыром. Да и подружки охотницы.
Сяхоу помог ей подняться. Тина взяла его под руку, радуясь, что они одного роста: трудновато вечно задирать голову на игроков-великанов. И молодой кавалер повёл её на постоялый двор. Ещё один терем, стоявший на самом берегу реки. За которой на застроенном от подножия до макушки широченном холме вымахало макушкой в небеси то самое неохватное дерево. В городе шум затихал, а здесь в стороне от домов – посреди сбегавших к реке огородов – он только набирал силу.
Народу в просторном зале первого этажа видимо-невидимо. Игроки с местными вперемежку спускали плоды своих дневных трудов. Никакого табачного смога. Никаких дурных воплей или драк. Ровный гул голосов поднимался к высокому потолку и уплывал в продухи. Молодые ребятки с открытыми светлыми лицами в белых рубахах и широких синих шароварах носились по залу с подносами. Ловко таскали сразу по три огромных деревянных кружки в каждой руке. Столы были длинными массивными – под стать и лавки. Кое-где не только ели-пили, но и катали кости.
Сяхоу по-хозяйски огляделся и повёл Тину в дальний угол, где поменьше народу. Они присели на самый краешек стола, и к ним моментально подскочил улыбчивый служка.
– Вина? – уточнил у Тины Сяхоу.
– А давай, – махнула она рукой, привалившись спиной к бревенчатой стене. – И чаю. Сладкого.
И бланманже – съехидничала Анит. Как там, у Пушкина? Розовое, зелёное и полосатое. Наклюкаешься, полезешь на стол канкан отплясывать.
– А есть что будете?
– А есть-то нам зачем? Митенька говорил, что здесь едят лишь для восстановления здоровья. Куда мне его было тратить, сидючи?
– Ну, есть тут можно для удовольствия, – солидным баском пояснил гмур, весьма натурально оглаживая пышную бороду. – Но, как хотите. А я поем. Сегодня круто прокачался. Жизни на четверть осталось. Кто-нибудь заедет веслом по кумполу, и улечу на возрождение.
Тина неожиданно для себя самой хихикнула. И, скрывая смущение, деланно строго молвила:
– Уж постарайся обойтись без этого. Как-никак с девушкой пришёл.
Терпеливо ожидавший заказа служка звонко рассмеялся. Сяхоу хмыкнул и сделал заказ. Вино с чаем принесли тотчас. Тина прихлёбывала из обеих кружек вперемежку. И болтала с повеселевшим гмуром ни о чём. Верней, о нём. Парень жил один. Работал вахтами, зарабатывал нормально. Месяц каторжного труда, месяц дома – вот и проводил время в играх, вместо того, чтобы устраивать личную жизнь.