– Куда я уеду, – сказал он негромко. – Уже нашел тихую пристань, и никогда ее не покину, будьте уверены.
На его лице ничего нельзя было прочесть – оно просто стало бесстрастным.
Ни в какой архив, конечно, я не поехал. Собирался наведаться туда, но позднее, чтобы получить сведения не об Исааке Патаве, а о сыне его… Если Дорфман будет следить за мной, подумал я, пусть делает выводы, какие хочет.
Вечером позвонил Ахра:
– Ты у себя?
– Ну и вопрос.
– Извини… Жди, скоро подъеду и привезу кое-кого. Найди двух понятых. Или, может, ко мне приедешь? Пришлю машину…
В его кабинете сидел чернявый парень в джинсовой паре. Брюки крепко перехвачены солдатским ремнем.
– Вот, знакомься, – сделав широкий жест в сторону равнодушно посмотревшего на меня парня, сказал Ахра. – Золотых дел мастер, Нодар Бахия. Нодар, расскажи ему, – кивнул Ахра на меня, – что говорил мне. Его это тоже интересует. – Ахра подал мне фотокопию рисунка Перегудовой, после чего я стал о чем-то догадываться.
Равнодушие ко мне в глазах Нодара уже исчезло.
– Пришла в мастерскую женщина и показала мне золотую брошь, небольшую такую. – Бахия приставил кончики пальцев друг к другу, словно держал брошь между ними. – Ахра был у меня и у других ювелиров, предупредил, что, если кто-нибудь принесет на продажу редкую вещь, сразу прийти к нему. Вот я и пришел…
– Где брошь? – спросил я, взглянув на Ахру.
– Пока у той женщины, – ответил он односложно.
– Как это? – Меня словно жаром обдало.
– А вот так, Зураб, – вздохнул Ахра, взглянув на часы. – Через час должна состояться встреча между Бахия и той женщиной. – Он говорил так, словно Нодара не было в кабинете. – Женщина передаст ему брошь, а Бахия – деньги, три тысячи рублей. Ты меня понял? Деньги при тебе? – обратился он к парню.
– Да, – похлопал он по туго набитому карману куртки.
– Придет ли женщина? Может, она уже раздумала? – Надежда стала покидать меня.
– В восемь часов я буду ждать ее в мастерской, – сказал Бахия. – Она обязательно придет…
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Почему сразу не купил брошь?
– Да денег же со мной тогда не было, – пожал он плечами. – Мы столковались о цене, и она сказала, что принесет брошь в восемь часов вечера, в мастерскую.
– Эта брошь здесь нарисована? – указал я на фотокопию рисунка Перегудовой.
– Да. Вот она. Я сразу узнал ее на рисунке.
– Женщину можешь опознать? – спросил я.
– Конечно.
– Как она выглядела?
– Лицо у нее такое напомаженное, что аж штукатурка сыпалась, – усмехнулся Бахия.
Он говорил что-то еще, но я не слушал, сразу вспомнив лаковое лицо. Неужели, подумал я, такой человек, как Дорфман, мог пойти на опрометчивый шаг?
– Оставь нас вдвоем, пожалуйста, – сказал я парню, и тот сразу вышел из кабинета.
– Ахра, она – жена Дорфмана, – сказал я шепотом, хотя нас никто услышать не мог.
– Знаю об этом, – спокойно ответил Ахра. – Меры приняты, не бойся. – Он крепко сжал кулак, и я все понял…
…Ровно в восемь часов вечера Дорфман Вера Герасимовна была задержана в ювелирной мастерской, в тот момент, когда она пыталась передать брошь Нодару Бахия. Но вышла неувязочка: деньги она не успела получить. Мы доставили обоих вместе с понятыми в кабинет Ахры, составили протокол изъятия золотой броши. Признаюсь, это была красивая вещица! На рисунке выглядела не так заманчиво, хотя Перегудова верно передала ее внешнее очертание.
После того, как был подписан протокол, я поблагодарил Бахия и понятых, и они направились к выходу.
Вслед за ними двинулась и Дорфман.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
– А вы останьтесь, – сказал я.
Вера Герасимовна обернулась.
– Я нужна еще? – словно недоумевая, спросила она.
– Да.
Ахра переглянулся со мной и молча вышел. У него были неотложные дела, и я мысленно пожелал ему успеха, который пока обходил нас стороной.
Манана как-то пошутила, что Холмс, Мегрэ, Пуаро распутывали сложнейшие преступления в считанные дни и мигом находили преступников, тогда как я, да еще и с оперативными работниками, вот уже несколько месяцев безуспешно ищу убийцу по такому заурядному делу, как убийство Лозинской. Это была беззлобная подначка, и, тем не менее, задела за живое. Мы чуть не поссорились, но я вовремя одумался и с горечью должен был признать, что жена частично права…
Дорфман сидела на краешке стула и безучастно смотрела в окно.
– Чья брошь? – спросил я, вынув эту вещицу из папки.
– Моя, – ответила Вера Герасимовна, чуть повернув голову.
– Сейчас – да, а раньше?
– Насколько помню, брошь была моей.
– Она – старинной работы, – сказал я, повертев изделие в руке. – Подарок дедушки или бабушки?
– Бабушки, – быстро ответила Дорфман.
– Родной?
– Конечно. Неродных бабушек не бывает.
– Почему же? Иногда бабушкой называют и совершенно постороннюю старую женщину.
– Нет, ее подарила родная бабушка.
– Со стороны отца или матери?
– Отца.
– Где она сейчас, ваша бабушка?
– Умерла, когда я еще бегала девчонкой.
– Кто из ваших родственников может подтвердить, что эта брошь – ваша?
– Никто. Всех постигла та же участь, что и бабушку. Все мы смертные, – вздохнула Вера Герасимовна.
– Да, жаль! – протянул я. – Так, значит, никого нет…
– Никого, – перебила она. – Разве что муж…
– Он не в счет.
– Почему?
– Все это он знает с ваших слов, верно?
– Да.
– Не пойдет, – сказал я. – Мне нужен человек, который бы мог подтвердить, что еще с тех… незапамятных времен брошь принадлежала вам.
– К сожалению, никого нет.
– И не будет, Вера Герасимовна. Никогда не было и не будет. Вернее, родственники и близкие у вас были и, нет сомнения, есть они и сейчас, но ни один из них, ни живой и ни мертвый, если даже поднимется из могилы, не сможет подтвердить, что брошь была вашей. – Аккуратно записав показания, подал ей протокол допроса.
– Брошь – моя! – повторила она упрямо, подписавшись и кладя ручку.
– Сомневаюсь, Вера Герасимовна. Взгляните на это. – Я подал ей фотокопию рисунков Перегудовой.
– Ничего не понимаю. – Дорфман внимательно рассматривала каждый рисунок. – Какие-то ожерелья, кольца, колье…
– Там нарисована еще и одна вещица. – Я быстро встал и подошел к Дорфман. – Вот эта, и она разительно похожа на брошь, о которой ведем речь. Здесь изображены драгоценности, и знаете – чьи?
– Нет, – снизу вверх посмотрела на меня Дорфман.
– Натальи Орестовны Лозинской, – тихо произнес я.
– Да, она подарила мне эту брошь, – быстро сказала Дорфман, положив фотокопию на стол.
– Это уже ближе к истине, но не сама истина. – Я прошел к своему месту, уселся, а затем спросил: – За что же она подарила вам такую дорогую вещь?
– Я присматривала за ней, делала уколы.
– Но у нее же был Ганиев?
– Он приходил раз в неделю, а уход был нужен каждый день…
– Гм, слишком уж дорог подарок.
– Не знаю, так она решила… Я отказывалась, но она все-таки всучила мне брошь.
– Ах, даже так? Тогда объясните, зачем решили ее продать, да к тому же так дешево? Давайте вызовем эксперта-ювелира, и он наверняка оценит брошь гораздо дороже той суммы, какую вы хотели получить.
– Я не собиралась ее продавать… Ювелир врет самым бессовестным образом!
– Очной ставки с ним не боитесь?
– Пусть он говорит, что хочет, я буду стоять на своем, потому что о купле-продаже у нас разговора не было.
– Зачем же тогда принесли ему брошь?
– Мне показалось, одно гнездышко ослабло и может выпасть камушек…
– Знаю, очной ставки не боитесь, но, как уже говорил, могу пригласить эксперта, и он даст заключение, что ни одно гнездышко броши не ослабло, и камни сидят прочно. У меня тоже глаза есть!
– Что делать, мне так показалось, – опять вздохнула Вера Герасимовна.
– Значит, принесли ювелиру брошь не для продажи?