Я посмотрел на Килгора. Его лицо, всегда казавшееся высеченным из камня, сейчас было изрезано глубокими морщинами усталости и сомнения. Он тяжело дышал, опираясь на свою верную C-14, ствол которой был раскален от беспрерывной стрельбы.
— Сержант? — мой голос прозвучал хрипло.
Килгор медленно поднял голову. Его взгляд встретился с моим. В нем не было приказа, не было упрека. Только бесконечная усталость и… вопрос. Такой же, какой терзал и меня.
Лена Петрова стояла рядом, ее тонкие пальцы сжимали датапад так, что костяшки побелели. Ее глаза, обычно холодные и анализирующие, сейчас были полны какой-то сложной смеси эмоций. Она смотрела на Рейнора, на его людей, на огромный, медленно материализующийся в пыльном небе силуэт «Гипериона», который уже начал спуск, его посадочные огни пробивались сквозь дымную завесу.
— Они… они спасли нас, — тихо сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к нам. — Без них мы бы уже были мертвы. Доминион нас бросил.
Джонсон-«Мертвый Глаз», наш молчаливый снайпер, стоял неподвижно, его лицо под шлемом было, как всегда, нечитаемым. Но я заметил, как он бросил быстрый взгляд на Райли, который корчился от боли на импровизированных носилках, сделанных из плащ-палатки. Медик Рейнора уже вколол ему обезболивающее, но рана на ноге была серьезной, кость была раздроблена. Если его не эвакуировать и не оказать квалифицированную помощь, он останется калекой. Если выживет.
— Рейнор, — Килгор наконец заговорил. Его голос был сиплым, но твердым. — Твое предложение… оно серьезно? Ты действительно возьмешь на борт солдат Доминиона? Даже если мы не… не присягнем тебе?
Рейнор шагнул ближе, его взгляд не дрогнул.
— Я сказал — как беженцев, сержант. Людей, спасающихся от войны и зергов. На «Гиперионе» сейчас много таких. Колонисты с Мар-Сары, которых мы вытащили. У них нет формы Доминиона, но они такие же люди, как и вы. Что будет дальше — решим потом. Сейчас главное — выжить. «Гиперион» не резиновый, и зерги не будут ждать, пока мы тут любезностями обмениваемся.
Из динамиков на броне Рейдеров раздался голос одного из пилотов челнока:
— Командир, приближаемся к точке эвакуации! Зерги лезут со всех сторон! Пора сваливать!
Тайкус Финдли сплюнул окурок сигары.
— Слыхали? Пора делать ноги, солдатики. Либо с нами, либо остаетесь кормить червей. Выбор за вами. И поторапливайтесь.
Килгор посмотрел на Райли, потом на каждого из нас. Я видел в его глазах мучительную борьбу. Вся его жизнь была связана с армией, с Доминионом, несмотря на все разочарования и несправедливости. Сломать эту связь, переступить через присягу… это было немыслимо тяжело.
Но потом он снова посмотрел на Райли, на его искаженное болью лицо. И я увидел, как что-то изменилось в глазах сержанта. Что-то сломалось. Или, наоборот, что-то родилось.
— Мы… мы идем с вами, — сказал он, и это прозвучало как приговор самому себе. — Ради моих людей. Тех, кто еще остался.
Рейнор кивнул, без тени триумфа или насмешки.
— Хорошее решение, сержант. Тайкус, помоги им с раненым. Остальные — к челнокам! Быстро!
Рейдеры немедленно взялись за дело. Двое подхватили носилки с Райли, бережно, но быстро. Тайкус махнул нам рукой:
— За мной, салаги! И не отставать, если жизнь дорога!
Мы двинулись за ним, отстреливаясь от последних, наиболее настырных зерглингов, которые пытались прорваться сквозь заслон Рейдеров. Я оглянулся на место, где мы только что приняли это судьбоносное решение. На растерзанные тела наших товарищей, на пылающие обломки «Голиафа». Это было поле нашего поражения. И, возможно, поле нашего… спасения.
Эвакуационные челноки «Геркулес» и «Медэвак» уже ждали с работающими двигателями, их рампы были опущены. В них спешно грузились измученные колонисты — женщины, дети, старики, мужчины с оружием в руках, их лица были покрыты пылью и отчаянием. Это были те самые люди, которых Рейнор спасал. Теперь мы были среди них. Такие же беженцы.
Нас затолкали в один из транспортников. Внутри было тесно, пахло потом, кровью и страхом. Я оказался рядом с Леной. Она схватила меня за руку, ее пальцы были холодными, как лед.
— Мы… мы сделали это, Джакс, — прошептала она, ее глаза блестели в полумраке десантного отсека. — Мы живы.
Я кивнул, не находя слов. Рампа поднялась, отсекая нас от мар-сарского ада. Челнок резко рванул вверх.
Стыковка с «Гиперионом» прошла почти незаметно после той тряски, что мы испытали в атмосфере. Когда открылся шлюз, и мы ступили на палубу легендарного крейсера, меня охватило странное чувство. С одной стороны — благоговейный трепет. «Гиперион» был символом, кораблем-легендой, бывшим флагманом Менгска, теперь ставшим оплотом повстанцев. С другой — острая неловкость. Мы, солдаты Доминиона, в форме, с оружием (которое, правда, у нас никто не отобрал, что удивило), находились в самом сердце вражеского лагеря.