Кают-компания «Гипериона» стала для нас чем-то вроде временного дома, местом, где можно было немного расслабиться, поесть горячей, хоть и простой пищи, и попытаться осмыслить стремительно меняющуюся реальность. Это было просторное, немного потертое помещение с несколькими столами, баром, где разливали нечто, отдаленно напоминающее кофе, и большим экраном на стене, по которому обычно крутили либо последние (нефильтрованные) новости сектора, либо старые голофильмы. Здесь всегда было людно: техники, пилоты, морпехи Рейдеров, отдыхающие между вахтами, и теперь — множество спасенных колонистов с Агрии, пытающихся прийти в себя после пережитого ужаса.
В один из таких вечеров я сидел за дальним столиком, потягивая свой «кофе» и наблюдая за кипящей вокруг жизнью. Килгор и Джонсон устроились неподалеку, играя в какую-то азартную карточную игру с парой ветеранов-Рейдеров. Лена, как обычно, углубилась в свой датапад, но время от времени поднимала глаза, изучая окружающих с каким-то новым, почти антропологическим интересом.
Мое внимание привлек тихий, но напряженный разговор, доносившийся из смежного, чуть более изолированного отсека кают-компании, который иногда использовался для неофициальных совещаний. Голоса были знакомыми: Джим Рейнор и доктор Ариэль Хэнсон. Я не собирался подслушивать, но слова сами собой долетали до меня, когда один из проходивших мимо техников случайно оставил дверь в тот отсек приоткрытой.
— … мы не можем просто так высадить их на первой попавшейся планете, Ариэль, — говорил Рейнор, его голос звучал устало, но твердо. — Это будет безответственно. Им нужен новый дом, безопасный, пригодный для жизни. Найти такое место в этом секторе — задача не из легких, особенно когда за тобой по пятам идут и зерги, и флот Доминиона.
— Я понимаю, командир, — отвечала доктор Хэнсон, в ее голосе слышалась и благодарность, и тревога. — Но мои люди… они напуганы, они потеряли все. Им нужна стабильность, надежда. «Гиперион» — это убежище, но не дом.
— Я знаю. Поэтому я и предлагаю вам пока полетать с нами. По пути мы будем исследовать необитаемые или малозаселенные миры. Рано или поздно мы найдем что-то подходящее для вашей колонии. А пока… — Рейнор сделал паузу. — Знаете, доктор, на «Гиперионе» всегда нужны светлые головы. Ваши знания в области ксенобиологии, агротехнологий… они могут оказаться бесценными. Не говоря уже о вашей смелости и организаторских способностях. Вы могли бы помочь нам с научными изысканиями, консультировать по вопросам выживания на различных планетах. Как вам такое предложение? Остаться с нами на это время?
Я не видел выражения лица доктора Хэнсон, но в ее голосе, когда она ответила, послышалось удивление и… какая-то новая решимость.
— Я… я должна подумать об этом, командир. Посоветоваться со своими людьми. Но… ваше предложение очень… лестное. И, возможно, это действительно лучший выход для нас всех на данный момент.
Разговор сместился на другие темы, дверь закрылась плотнее, и я больше ничего не слышал. Но этот подслушанный фрагмент заставил меня задуматься. Рейнор не просто спасал людей, он думал об их будущем, пытался найти для них новый дом. И он ценил специалистов, видел потенциал в тех, кто мог помочь его делу. Это сильно отличалось от бездушного отношения Доминиона к своим колониям, которые часто рассматривались лишь как источник ресурсов или пушечного мяса.
В этот момент ко мне подошел Свонн, корабельный инженер, собственной персоной. Он нес в руках кружку с чем-то дымящимся и выглядел как всегда — немного ворчливым, но с хитрыми искорками в глазах.
— Ну что, Торн, как себя чувствует наш герой-камикадзе? — пробасил он, усаживаясь напротив. — Починили тебя доктора, я смотрю. А вот костюмчику твоему повезло меньше. Я его когда увидел, думал, придется на металлолом пускать. Решето, а не броня.
— Простите, сэр, — я почувствовал себя немного виноватым. — Я… старался.
Свонн махнул рукой.
— Да ладно, парень, не извиняйся. Броня для того и нужна, чтобы ее дырявили, а не жизнь оператора. Ты выжил — это главное. И, судя по отчетам, неплохо там покуражился, пока костюм не развалился. Редко удается поговорить с оператором, который довел броню до такого состояния и при этом остался в одном куске. Обычно либо костюм целее, либо от оператора только бирка остается.
Он отхлебнул из своей кружки.
— Скажи-ка мне, Торн, раз уж ты на своей шкуре испытал все «прелести» этого костюма в экстремальных условиях… Что бы ты в нем изменил? Усилил? На чем бы сделал упор, если бы проектировал следующую модель? Мне всегда интересно мнение тех, кто на передовой. Инженеры в лабораториях могут сколько угодно умничать, но настоящий тест — это бой.