Последнее совершается с ним, когда он глубоко осознает себя — «хуже всякой твари».
О мраке совлечения
БОГ, СЫЙ СВЕТ, в котором нет ни единой тьмы, всегда является во свете и как свет. Но при совершении художественной умной молитвы душа подвижника встречает некоторый совершенно особого порядка мрак, слово о котором внешне будет так же противоречиво и парадоксально, как и о большинстве других предметов христианского духовного опыта. Противоречивость сия вызывается, с одной стороны, природою этого опыта, с другой — тем местом или точкою зрения, с которой рассматривается и определяется духовное событие.
В тот мрак, о котором идет речь, погружается внутренне душа подвижника, когда он волевым актом, посредством специальных аскетических методов, совлекается всякого представления и воображения видимых вещей и рассудочных размышлений и понятий; когда он «останавливает» ум и воображение, и потому его можно назвать «мраком совлечения»; молитву же эту принято именовать «художественною» в силу того, что совершается она по специальному, существующему на сей предмет методу.
Если искать определения духовного «места» этого мрака, то возможно сказать, что он стоит на грани явления несозданного света; но когда делание умной молитвы совершается без должного покаяния и молитвенного к Богу устремления, то обнаженная от всех представлений душа может пребыть некоторые моменты времени в этом мраке совлечения, не узрев Бога, ибо в нем, т. е. мраке этом, самом по себе — Бога еще нет.
Пребывая во мраке совлечения, ум испытывает своеобразное наслаждение и покой, и если при этом он как-то обратится на самого себя, то может ощутить некое подобие света, который, однако, не есть еще несозданный свет Божества, а естественное свойство ума, созданного по образу Божию. Как исход за грани временного, это созерцание приближает ум к познанию непреходящего, и тем делает человека обладателем нового познания, однако, еще отвлеченного познания, и горе тому, кто мудрость сию принимает, как познание истинного Бога, и созерцание сие, как приобщение Божественному бытию. Горе потому, что в таком случае мрак совлечения, стоящий на грани истинного боговидения, становится непроницаемым покровом Божества и крепкою стеною, отделяющею от Бога более, чем мрак восстания грубых страстей, мрак явных демонических наваждений или мрак потери благодати и богооставленности. Горе потому, что это было бы заблуждением, «прелестью», ибо Бога во мраке совлечения еще нет. Бог является во свете и как свет.
Когда мы наше рациональное познание и рефлективное сознание именуем светом, то с этой точки зрения, в каком-то смысле, возможно говорить о «мраке боговидения», потому что оно неизъяснимо в рациональных понятиях, потому что для нашего ума Бог пребывает непостижимым, недосягаемым. Но этот образ выражения, т. е. «мрак боговидения», совсем условен, ибо Бог есть Свет, в котором нет ни единой тьмы, и является всегда, как свет, и Своим явлением вводит человека во свет вечного Божественного бытия.
Действие Божественного света в грешном человеке попаляет страсти, и потому в известные периоды он может ощущаться, как огонь опаляющий. Горение в этом огне неизбежно проходит всякий христианин-подвижник, благочестно желающий жить.
* * *
Мрак совлечения не есть единственное «место», где является несозданный свет Божества. Бог может явиться всякому человеку на всяком его пути, даже гонителям Своим. Правда, явлением Своим Он восхитит человека из мира сего, и в этом смысле также последует обнажение или совлечение чувственных образов и рассудочных понятий, но то будет иной порядок и иная последовательность. И кому Бог благоволил явить Свой свет, тот не прельстится уже естественным светом своего ума; так что заблуждение, о котором говорилось немного выше, возможно только в том случае, когда человек, прежде явления ему несозданного света, посредством аскетических упражнений достигает мрака совлечения, и при том доверяет себе, а не следует руководству Отцов.
Когда явившийся свет оставит человека, тогда душа тоскует о нем и снова жадно ищет его всеми способами, какие только она обретает и какие указываются Отцами Церкви, и среди них — художественная умная молитва. Прибегание к этому аскетическому искусству, как показал вековой опыт, вполне законно, но не должно преувеличивать его значения; как и наоборот, не должно отвергать его, что делают некоторые неразумные. Этот художественный метод необязателен для спасения; он только подспорье в тех случаях, когда благодатное действие, беструдно соединяющее ум с сердцем, ослабляется, тогда это соединение ума с сердцем ищется трудом самого человека.