Старик пришел к выводу, что это высказывание носит явно враждебный характер, и решил сменить тему разговора:
— Странно, что такой богатый и могущественный человек живет в бедном районе.
— Бог не понимает? — спросил Мацуяма-сан, и лицо его помрачнело, сделавшись до жути похожим на маску смерти. — У японцев не один бог. Много. Японцы почитают семью, предков. Я не почитаю предков. Мои предки плохие. Из-за них я все должен был делать сам. Родился здесь, в этом доме. Предки тоже. Повара, плотники, лудильщики, воры. Всякие. Много родственников. Старые, молодые, совсем маленькие. Дяди, тети, двоюродные, троюродные. Все здесь. Шум, гам, никакой тишины. Теперь тут я один. Много тишины, много мыслей, много рассуждений. Братья все умерли. Сестры все умерли. Дети или умерли, или живут в больших домах с бассейном, водопадами, мостиками. Богатые. Пикники устраивают. Два сына были камикадзе. Топили вражеские корабли, погибли. Один в конце войны убил себя. Ему стыдно было. Кому как повезло. Я остался живой. Хранил японские традиции. Двум миллионам дал работу. Скоро еще дам. Вражеских кораблей больше не топим. Устарело. Топим вражеские автомобили, телевизоры, видеокамеры, часы, аудиотехнику. Другие времена/Добра и зла больше нет. Устарели. Другой критерий. Будущее. Эффективно или нет. Иметь или не иметь. Самураи снова воскресли. В бизнесе. Теперь дуэль на собрании акционеров.
— Минуточку! — взорвался Старик. — Вы хотите сказать, что понятие эффективности — неэффективности вытеснило добро и зло? Я вас правильно понял?
— Очень правильно. Новое измерение в поведении человечества. Конкуренты тоже говорят про эффективность, но не доводят до логического конца. У них комиссии по контролю качества и прочая ерунда, а хихикать в рабочее время можно. Качество и хихикать несовместимо. Никаких компромиссов в борьбе за тотальную эффективность. Формула такая: тотальная эффективность есть тотальная добродетель.
— Любопытно, — задумчиво произнес Старик. — Мы с мистером Смитом стараемся вести себя и разговаривать как смертные, чтобы не давить на людей своим превосходством. Элементарная вежливость. А вы, Мацуяма-сан, говорите, словно вы бессмертны. И совершенно непонятно, с какой стати.
На сморщенном личике возникла легчайшая тень улыбки.
— Очень острое наблюдение, — прошептал Мацуяма-сан и нажал указательным пальцем еще одну кнопочку.
Бамбуковая ширма у него за спиной уползла под пол, и гости увидели какой-то весьма необычный аппарат.
— Машина по поддержанию жизни. Последняя ступенька на пути к бессмертию. А моим заводам приказано в течение пяти лет разработать технологию вечной жизни. Вчера получил секретный отчет. Большое счастье. Работы идут успешно. Пять лет не понадобится.
— А если вы умрете раньше?
— Меня тут же подключат к машине по поддержанию жизни. У меня в коже уже проделаны входные отверстия для сенсоров. На затылке пропилена прорезь. Дискету вставлять. Мысли во сне будут регистрироваться. Могу давать закодированные приказы даже в коме. Остался всего один шаг, и все достойные обретут бессмертие.
— Несчастный глупец! Неужели вас радует подобная перспектива? Мацуяма-сан проглотил оскорбление, как таблетку. Помолчал, потом продолжил:
— Много лет обхожусь без радости. Вместо радости достижения.
— Вы жили без любви? — недоверчиво спросил Старик.
— И без ненависти? — чтобы не отставать, подпел ему мистер Смит.
— Ах да, любовь. Последние полвека, больше, один час в день для жены, один час для гейши, один час для проститутки. Не знаю, одни и те же женщины или меняются. Маловероятно, что те же самые. Но у них инструкция: быть приятными, а остальное неважно. — Личико долгожителя насупилось и после некоторого колебания он признался: — Понимаете (указательный палец поднялся вверх), уже много лет я с трудом различаю лица. Вижу только достижения и нарушения.
— А сколько у вас было детей?
— Невозможно ответить. Понятия не имею. Все мои служащие, два миллиона двести сорок одна тысяча восемьсот шестьдесят три человека, мне как дети. Я их когда надо хвалю, а когда надо наказываю. Возможно, молодые люди, которые живут в доме, — мои сыновья. Я с ними обращаюсь плохо. И зрение портится. Но собак различаю и помню по именам: Божественный Гром, Небесный Вулкан, Грозная Молния и Воин Императора. Помню и их почтенных родителей — их звали Вздох Дракона и Хрупкий Цветок.
— Вот вы говорите, что стали плохо видеть. Чем вы сможете заменить глаза, даже если достигнете бессмертия?
Мацуяма-сан вновь изобразил подобие улыбки.
— Специальные линзы. Уже опробованы. Зрительный нерв искусственный, вживлены специальные сенсоры. Слух тоже разработан. Стереофонические микрофоны с полгорошины величиной вживляются в барабанную перепонку. Слышишь и видишь лучше, чем младенец.
— И вы не боитесь, что гордыня губительным образом отразится на вашем характере? — медленно спросил Старик.
— Глупый вопрос, — скривился Мацуяма-сан. — Гордыня? Я ничего, кроме гордыни, не знаю. Я отдаю приказы. Повелеваю. Смысл моего существования.
— Испытываете от этого удовольствие?
— Испытывать удовольствие — проявление слабости, порок. Плохое слово «удовольствие». Я не испытываю удовольствия. Я просто существую. Все.
— Так я научу тебя смирению! — громогласно воскликнул Старик. — Я поставлю тебя на место! Смотри на меня!
— Смотрю, Бог, — с явной насмешкой откликнулся японец.
— Не вижу твоих глаз! Учти, повторять не буду! Я тоже стар, а это требует больших усилий. Готов?
— Что ты сделаешь? Докажешь, что у Бога еще остается немножко силы?
— Вот именно. Считаю до трех, а ты следи. Больше от тебя ничего не требуется.
— По-моему, ты решил обходиться без эффектов, — прошипел мистер Смит.
— С этим упрямцем другого способа быть не может! — прогремел Старик. — Раз, два, три!
И растворился в воздухе.
Исчезновение Старика ничуть не впечатлило японца, зато мистер Смит явно занервничал. Ему отнюдь не улыбалась перспектива остаться одному в этом тихом дурдоме. Все время, пока Старик отсутствовал, Смит не сводил глаз с монитора номер один, где дрыхли лохматые акиты. Через десять секунд, показавшихся покинутому десятью минутами, Старик материализовался. Вид у него был величественный.
— Ну?
Никакого ответа. Мацуяма-сан не отреагировал на произошедшее. Он сидел абсолютно неподвижно с отсутствующим выражением лица, статичный, как пенек.
— Спит, — растерянно констатировал Старик.
— Или помер, — предположил мистер Смит. — От шока. Позвать молодого человека, чтоб подсоединил его к машине? Или самому попробовать? Вон какие-то провода.
— Спит, — повторил Старик и грозно откашлялся, произведя звук, похожий на гул недальнего землетрясения. Личико японца чуть дернулось.
— Прошу извинения. Из вежливости. Мог бы не просить. Уснул. В моем возрасте непредсказуемым остается только сон.
— Так ты ничего не видел? — ахнул Старик.
— У меня создалось ощущение, возможно ошибочное, что вы на время покинули комнату, а потом вернулись обратно.
— Покинул? Через дверь?
— А как же еще?
— Как еще?! Смотри в оба глаза и больше не спи! Третий раз делать не буду! Сюда смотри! Иначе предоставлю тебя твоей злосчастной судьбе и никогда больше не вернусь, понял? Итак, внимание!
Он махнул рукой у японца перед носом.
— Смотрю, — едва заметно кивнул Мацуяма-сан.
— И не отвлекайся. Раз, два, три!
И Старик опять исчез.
На сей раз мистер Смит заметил некоторую реакцию: Мацуяма-сан придирчиво огляделся по сторонам, внимательно обозрел потолок. Когда через положенные десять секунд Старик вернулся, японец даже вздрогнул.
— Так что?
— Сколько? — ответил вопросом на вопрос Мацуяма-сан.
— В каком смысле?
— Сколько хотите за патент?
— Не верю собственным ушам, — сник Старик.
— Плачу хорошо, однако не чрезмерно. Трюк удачный, но несложный. Сто тысяч долларов. Если откажетесь, мы сами разработаем аналогичную технологию, просто это займет немножко времени. В ваших интересах согласиться.
— Да соглашайся ты! — взмолился мистер Смит. — Хоть получим наконец нормальные деньги. Целых сто тысяч!