— А может, мы лежали мертвые? — спросил Смит.
— Но мы слышали ваше дыхание.
— Вы хотите сказать храпение, — вздохнул Старик.
— Следует признать, что временами раздавался и храп.
Было не вполне ясно, кто говорит — один и тот же святой старец или разные.
— Что-то новенькое, — шепнул Старик компаньону. — Сначала за нами по всему миру гонялось это… как его… ФэБэ… Ну, ты знаешь. Потом нас арестовали в Англии, атаковали в воздухе над Германией, подвергли преследованиям в Китае, заманили в ловушку в Японии, отдали под суд в Израиле, заставляли превращаться то в ос, то в медведей гризли, то в народных депутатов из несуществующей сибирской области. А здесь нас вдруг признали за тех — или почти за тех, — кем мы являемся на самом деле. Ах, почему это произошло так поздно?
— Потому что мы не похожи на других людей, — ответили из-под дерева.
— Вы что же, и шепот слышите?
— В ясную погоду мы даже слышим мысли друг друга, — добродушно хихикнул голос. — Вам, конечно, известно, что Индия — такая страна, где людям низших каст не приходится и мечтать об удовлетворении своих материальных потребностей. Поэтому мы сосредоточили всю свою энергию на целях духовных — ведь они доступны каждому, но чиновники, политики, промышленники и прочие продажные элементы общества, равно как и стоящие выше коррупции наследственные правители, всевозможные короли и махараджи, не считают нужным обременять себя духовностью.
— Какое длинное предложение, — подивился Старик.
— Мы имеем склонность говорить длинными фразами, потому что у нас чрезвычайно долгое дыхание. Это один из простейших способов достижения власти над естеством. Мы вдыхаем воздух гораздо реже, чем люди, лишенные духовной цели в жизни, и это — в сочетании с присущей нам высочайшей образованностью, которую мы редко применяем на практике, — делает нас невероятными занудами, когда нам все же приходится размыкать уста.
— Понятно, — задумчиво произнес Старик. — Вы стараетесь как можно лучше распорядиться тем немногим, что дала вам жизнь.
— Блестящая формулировка. Человечество при всем разнообразии составляющих его особей имеет множество типических характеристик. Например, когда человек видит лестницу (а в случае Индии — подвешенную веревку), его охватывает неудержимое желание забраться повыше, не слишком задумываясь, куда при этом попадешь (в случае Индии — никуда). В этом весь символический смысл веревки. Врожденный инстинкт тянет общество вверх. Мы же, святые старцы, видим не только выгоды подъема, но и ужасающие утраты, которыми этот подъем сопровождается.
— Мы только что из Японии, — сообщил мистер Смит, — и имели возможность лично убедиться в справедливости ваших слов. Там есть один старичок, на вид лет ста, которому служит более двух миллионов человек.
— Это безнравственно — если, конечно, он платит всем этим людям жалованье. Ибо, если один человек платит двум миллионам, можно не сомневаться: он платит им меньше чем следует. Таково правило, практически не ведающее исключений. Дабы поддерживать порядок, он вынужден одновременно быть жестоким патриархом и мошенником, а это означает, что в погоне за прибылью он потеряет свою душу.
— Я не понял, что вы имели в виду, когда сказали, что содержать на службе два миллиона человек безнравственно, если платишь им жалованье. Ведь еще безнравственнее не платить работникам ничего. По-моему, это называется рабством, — заметил Старик.
— Такое рабство осталось в прошлом. Теперь существуют другие формы рабовладения. Я же, разумеется, говорил о Будде, которому служит гораздо больше людей, чем вашему японцу, и который при этом ничего им не платит, освобождая души от продажности.
— Кажется, я понял, — задумчиво пробормотал Старик. — Вы имеете в виду древнюю поговорку «От денег добра не жди».
— Блестяще сформулировано. Очень точно и лаконично.
— Сформулировано без моего участия. Эту фразу произносило множество уст.
— Что отнюдь не снижает ценности вашего замечания. Я раньше этого выражения не слышал. «От денег добра не жди».
— Японский долгожитель сказал, что на его заводах скоро разработают технологию неограниченного поддержания жизни — иными словами, изобретут бессмертие, — повернул беседу в ином направлении мистер Смит.
— Ничего не выйдет.
— Откуда такая уверенность? Мы, например, не на шутку встревожились.
— И напрасно. Что-нибудь обязательно не сработает. Какая-то мелочь. Бракованный проводочек, короткое замыкание. Неважно что. Что за радость от вечной жизни, если она зависит от электричества. Довольно и того, что человек — раб своих внутренних органов: печени, почек, сердца. Однако о них можно не думать, даже отъявленные ипохондрики себе это иногда позволяют. Но о бракованном проводочке не забудешь. Одно дело — больной зуб, и совсем-совсем другое — зуб искусственный. О нем помнишь всегда. Органичная часть человеческого естества без нужды о себе не напоминает и сна не лишает. Ваш японец, очевидно, разрабатывает технологию бессмертия прежде всего для самого себя. Впоследствии — и это неизбежно — его открытие будет коммерциализовано. Японец станет повелевать миром, не отрываясь от подушки, и в конце концов его безумное начинание закончится полным крахом. Перегорит пробка, лопнет лампочка, произойдет еще что-нибудь. Слишком наглая идея, из нее ничего не выйдет.
— Вы нас успокоили. Но скажите, как вам, у которых ничего нет, удается держать в поле зрения весь мир?
— У нас нет ничего, и у нас есть все. Но даже если у тебя есть все, тебе этого мало. Вот почему мы пришли сюда. Мы хотим следовать за вами и увеличить наше знание.
— А если мы не хотим, чтобы вы за нами следовали?
— Мы, разумеется, выполним вашу волю. Но отныне вам никогда уже не удастся полностью избавиться от нашего присутствия.
— Приятная перспектива, — иронически обронил Старик. — И все ж объясните, как вы сумели извлечь столь многое из ничего.
— Мы отказались от соблазна карабкаться туда, куда не достигают наши органы чувств, участвовать в безумной гонке, именуемой прогрессом. Изучая то, что рядом с нами, пытаясь вникнуть в его суть, мы делаем первый шаг к познанию всего остального.
— А что рядом с вами?
— Тело. Подчини себе свое тело, и ты подберешься к сути мироздания ближе, чем если будешь болтаться где-нибудь в безвоздушном пространстве на тросе, прицепленном к космическому кораблю.
— И вам удалось подчинить тело?
— Мы едва царапнули скорлупу понимания, но и этого уже не так мало. К примеру, любой из нас намного старше вашего японского знакомого. Большинству святых старцев гораздо больше ста лет. Тела наши иссушены, но вовсе не бессильны. Тщедушны, но функциональны. Даже в выжженной пустыне нам не грозит обезвоживание — мы умеем впитывать росу через поры кожи. Нас насытит стебелек травы, опьянит исходящий от него тончайший аромат. Два стебелька — это уже пир, невоздержанность, первый шаг к саморазрушению. Мы способны всосать в себя через задний проход небольшое озерцо и перенести его в собственном теле на другое место. Но такими вещами мы занимаемся без свидетелей, чтобы не оскорблять чувства тех, кто подобных способностей лишен. Хотя иногда к нам за помощью обращаются жители отдаленных деревень, где скудны запасы воды и часты пожары. Любое отверстие в человеческом теле может быть использовано как для введения, так и для выведения различных субстанций. Благодаря искусству йоги органы чувств развиваются до такой степени, что слышишь за пределами слышимости и видишь происходящее за горизонтом (особенно при низкой облачности, заменяющей зеркало). Нам нет нужды тренировать голосовые связки, мы передаем свои мысли по звуковым волнам. И при этом в нашем искусстве нет ничего экстрасенсорного. Мы всего лишь используем в полной мере знание анатомии.
— Что ж, — медленно произнес Старик, осторожно подбирая слова. — Я не могу назвать вам свое имя, ибо боюсь уязвить ваши чувства. Глупая предосторожность, ведь вы относитесь к нам с таким почтением, но все же так будет лучше… Скажу лишь, что я в восторге от модификаций, которыми вы украсили первоначальный проект. Дело в том, что я имел некоторое отношение к его разработке. Честно говоря, я и не подозревал, что проект может быть до такой степени переработан и усовершенствован. Как-то не предполагалось, что человек будет питаться одной травинкой или утолять жажду утренней росой через поры кожи, но тем похвальней ваши заслуги. Я восхищен вашими достижениями, безмерно восхищен.