В один прекрасный день возле манифестантов остановился автомобиль. За рулем сидела устрашающая мисс Газель Маккабр, в недалеком прошлом медсестра в госпитале, где работал доктор Кляйнгельд, а ныне, если верить форме и знакам различия, майор вооруженных сил США. С белыми, обесцвеченными перекисью волосами воительница была похожа на древнеиндейское божество.
— Ку-ку! — пропела она баритоном. — Узнаете меня?
— Боже Всевышний, неужто это вы, мисс Маккабр?
— А кто же еще? Но я теперь майор Маккабр. Заместительница полковника Харрингтона Б. Булкинса, начальника ГУОСО при ГШВВС.
— И что это значит? — спросил доктор.
— Понятия не имею, — рассмеялась мисс Маккабр. — Да это и неважно, душа моя. Нас в этом самом ГУОСО такая прорва, что, если завтра десять человек сдохнут, до конца финансового года никто этого не заметит.
— Вы ушли из госпиталя?
— Естественно. Я никогда не любила свою работу. Это же кошмар — регистрировать поступление пациентов, половина которых выйдет обратно вперед ногами. Ну, может, я преувеличиваю. А может, и нет. Когда-то, после ухода из большого спорта, я прошла курс армейского обучения, вот и решила вернуться в строй. Теперь работаю в Пентагоне, а половину времени провожу на секретном объекте в Западной Виргинии. Дала подписку о неразглашении и все такое, но в Вашингтоне секретов не бывает, так что вполне можно посплетничать.
— Разве в Вашингтоне нет секретов?
— Какое там. Сплошная показуха. Умники изображают всеведение, а если чего-то не знают, то просто врут. Продажные секретарши торгуют и секретами, и телом, причем на каждый товар своя такса. Да они ксерокопируют каждый документ, который проходит через их руки, — авось удастся кому-нибудь продать.
Мисс Маккабр подкрасила губы, глядя в зеркало заднего вида, и перешла на доверительный тон:
— Я часто вспоминаю вас, солнышко. Какой, думаю, позор. Доктор Гробсон Кляйнгельд, светило психиатрии, мог бы получить Нобелевскую премию по медицине, а валяет дурака — торчит перед Белым домом в компании Бога-три, и все из-за того, что двое чокнутых стариков сбили его с пути истинного.
— Майор, вы не понимаете…
— Еще как понимаю. Вы были великим психиатром. Зарабатывали такие деньжищи! А это самое главное. И не пудрите мне мозги, что работа дает внутреннее удовлетворение, все равно не поверю. Вот играла я в футбол на роликах. Помню, летишь сломя голову, вышибешь дух из пары девчонок, потом какая-нибудь злющая сука так тебе врежет в челюсть, что летишь кувырком. О чем я думала, выплевывая зубы? О внутреннем удовлетворении? Хрена! Единственное, что согревало мне душу, — мысль о будущем чеке… Смотрите-ка, а Бог-три еще больше растолстел. Вот уж не поверила бы, что такое возможно. Как вам удалось вытащить его из психушки?
— Согласно приговору суда, его кастрировали, после чего он стал заметно спокойнее. Правда, полнеет, но евнухам это положено. А я живу один. Миссис Кляйнгельд от меня ушла, когда я решил изменить свой образ жизни.
— Сочувствую.
— Ей так лучше, да и мне тоже. Не больно-то весело быть женой психиатра. Теперь у нее интересная светская жизнь, о которой она всегда мечтала. Живет с каким-то крупье в Лас-Вегасе. Они никогда не видят друг друга, потому что у него ночная работа, и оба совершенно счастливы. А Бога-три я усыновил. Он спит у меня в гараже, я повесил гамак. Машины все равно теперь нет.
— Э-хе-хе… — Майор Маккабр не знала, как реагировать на такое изобилие несчастий, которые доктора, судя по всему, ничуть не печалили. — Ну и дела. Впрочем, она тут же вернулась к прежнему разухабистому тону:
— Ах да, хотите новости про ваших… про ваших психов, за которых вы так ратуете?
— Вы о Боге и Дьяволе?
— Называйте их как хотите. Их по-прежнему ищет ФБР.
— Не сомневаюсь.
— В Англии их чуть было не зацапали, потом арестовали в Израиле, потом еще где-то, а в конце концов они оказались в Индии. Я видела фотографию Смита. Мертвого. Труп плавал в этой их священной реке… как ее… И еще на вершине горы нашли вмятину в снегу. По форме и размеру совпадает с параметрами нашего Богфри.
— Я не вполне понимаю, майор. О какой горе вы говорите?
— О горе Гималайя.
— Такой горы не существует.
— Ну, а какие там есть?
— К-два, Аннапурна, Эверест…
— Вот-вот, Эверест.
Доктор Кляйнгельд расхохотался:
— Кому же пришло в голову фотографировать отпечаток неизвестно кого на вершине Эвереста?
— Там как раз совершала восхождение команда школьных учительниц из Швейцарии. Они обнаружили вмятину с четкими контурами человеческой фигуры. Отправили снимки в журнал «Нэшнл джиогрэфик», уверены, что доказали существование снежного человека. ФБР запросило в редакции негативы.
— Ну и что это дало?
Майор Маккабр высунулась из кабины и зашептала:
— Не знаю, известно ли вам, что ФБР совместно с Массачусетским технологическим институтом убухали чертову уйму денег, пытаясь разрешить эту загадку. Понимаете, всех до смерти бесило, что эти жулики каждый раз так запросто исчезают. Ученые прямо взбеленились, и в конце концов им удалось (но это уже максимально секретно, учтите) сделать мышку сначала невидимой, а потом снова видимой. Технология вполне применима к человеку, но стоит каких-то безумных денег. Если продолжить исследования, это обойдется в миллионы и миллионы — за счет обороны, социального обеспечения, образования. Стоит ли игра свеч? Большие шишки из ФБР вроде Милта Дубба и Ллойда Туппа считали, что это дело чести, и призывали не постоять за ценой. Сенаторы Башковер и Умапалатио, а также конгрессмен Тварич с Аляски возражали против таких астрономических расходов. Ради чего? Чтобы выловить двух мелких правонарушителей, которые изготовили немножко фальшивых денег? На это Дубб сказал: «Стоит на шажок уклониться от закона, и в стране начнутся хаос и анархия». Башковер ему в ответ: «Ну хорошо, теперь мы научились убирать мышку, а потом ее снова доставать. Да любой фокусник проделывает то же самое, только не с мышкой, а с голубем. Тоже мне достижение!» Сенатор Умапалатио аргументировал свою позицию иначе: «У нас есть фотографии, которые свидетельствуют, что нашей парочки больше нет. Они испарились. Один в Гималаях, второй в водах Ганга». Сволочной Тупп только этого и ждал. «Испарились? — обрадовался он. — Улетучились? Может, да, а может, и нет. — И посмотрел по очереди на каждого, словно давал им последнюю возможность одуматься. — Значит, вот оно что. (Глубокомысленно так, рассудительно.) А как вам понравится такой сценарий? Наша парочка возникает снова, как они это проделывали уже не раз. Где-нибудь на Кубе, в Никарагуа или даже в дружественной нам Панаме. Шлепают миллиарды и миллиарды фальшивых долларов. Или они могут этим заняться в Советском Союзе, в Японии, в Китае, в Корее — одним словом, там, куда мы не можем послать воздушно-десантную дивизию. Технику изготовления купюр они усовершенствуют, так что не отличишь от настоящих, и как пойдут подрывать нашу финансовую систему! Да они за полдня угробят всю американскую экономику, раз и навсегда подорвут веру в нашу „зелень“! Неужто мы допустим такое? Имеем ли мы право рисковать? А как же наша ответственность перед человечеством?» Этой самой ответственностью перед человечеством он их и доконал. Сами знаете, как они любят человечество.
— Как же проявилась их любовь в данном случае? — спросил доктор.
— Они решили перенести обсуждение, — зловещим тоном сообщила майор Маккабр.
— А президент что? — Доктор Кляйнгельд уже не улыбался.
— Как всегда. Колеблется.
К автомобилю майора подрулил полицейский на мотоцикле.
— Извините, майор, но здесь остановка запрещена.
Мисс Маккабр закурила сигарету, звучно откашлялась, послала доктору воздушный поцелуй и медленно отъехала.
Кляйнгельд вздохнул, взглянул с улыбкой на Бога-три.
— Типичное поведение животного, именуемого человеком. Вечное стремление приблизиться к Богу, хоть бы даже и с помощью ФБР. Бог-три сказанного не понял, но все равно кивнул.