Я выдавлю твои глаза и дам тебе орлиные, чтобы видеть под водой и под землей. Я сварю твое мясо и дам тебе плоть из сырой земли, чтобы семя, брошенное в нее, прорастало. Я сломаю твои кости и дам тебе хребет из железа, чтобы ни камень, ни плеть, ни самая тяжелая ноша не надломили его. Я сорву твою кожу и дам тебе роговую, которой ни жар, ни холод не будут страшны. Я вылью твою кровь и пущу по жилам ртуть, чтобы силы, несущие беду, бежали от тебя в страхе.
Гидра зашевелилась, закашлялась, содрогаясь всем телом, будто проглоченный кусок причинял ей нестерпимую боль. Стенки плоти сжимались и разжимались вокруг Эйзы, словно целый выводок чудищ счел ее мясо несъедобным. В конце концов, озерные хищники срыгнули недавно проглоченные куски, и они выпали на землю и срослись, будто никогда не были разделены. Лишь шрам остался позади шеи в том месте, где голова соединилась с телом.
Гидра с детенышами медленно уползали обратно в воду. Что-то в них было удивительно знакомым, напоминающим ее саму, Эйзу, но в чем состояло подобие, она не смогла бы сказать. Пантера лежала на мелководье, деловито зализывая рану на правой лапе. Обойдя озеро, больше не стремясь оставить ноги сухими, Эйза подошла к другу и опустилась рядом.
– Нынче я могу хвастаться сестрицам, что побывала в пасти у гидры. Да только увижу ли их? Путь долог, много верст идти до огненного обруча. Отдохнем, да и пойдем отсюда.
Пантера слушала ее внимательно, опустив лапу, затем поднялась и обошла Эйзу кругом, принюхиваясь, будто к незнакомой. Что-то в ее запахе не нравилось чудовищу, и кошка ворчала, скалясь, будто чуя врага. Затем, будто смирившись с неизбежным, легла снова и положила голову Эйзе на колени.
Глава шестая. Хозяйка мертвого леса
На первый взгляд этот лес не отличался от десятков других лесов, где путники успели побывать. Но стоило постоять у опушки хотя бы сотню ударов сердца, как гнетущее чувство охватывало душу. Казалось, ничто живое не имеет права находиться между этими стволами, но отчего появлялось это ощущение, трудно было сказать. В конце концов, как ни спешила Эйза, они с пантерой сошлись во мнении, что зловещее место лучше обойти стороной. Чтобы обогнуть лес, потребовалось семь дней, будто даже на расстоянии его чары морочили головы путникам, заставляя ходить кругами. О том, что лес действительно так обширен и велик, Эйза не думала. Только увидев по правую руку чистое поле вместо дурной бесконечности стволов, она облегченно выдохнула и велела пантере сбавить шаг. Нынче, вырвавшись из ловушки, они могли позволить себе отдых. На восточном конце поля, у самого края леса, Эйза увидела избушку, нескладную и кособокую, но вдохнувшую в ее сердце радость. Долгие дни не видя ни одного человеческого лица, она бы расцеловала даже нелюдимого лесного колдуна, выстроившего себе дом в этой глуши.
– Давай посмотрим, кто там живет, – сказала пантере, и страшная кошка неслышными прыжками приблизилась к избушке.
Сойдя со спины чудовища, Эйза встала у низкой двери и трижды постучала. Ответа не было так долго, что она решила, будто здесь никто не живет. Но вот, когда Эйза уже отступила на шаг, дверь отворилась и в проеме показалась женщина, высокая и худая, с двумя толстыми черными косами, лежащими на плечах.
– Приветствую тебя, добрая госпожа, – коротко поклонилась Эйза. – Я ехала много дней, чтобы обогнуть лес, и рада видеть здесь человеческое жилище.
– Так ли уж человеческое? – улыбнулась женщина. – Приветствую и тебя, странствующее дитя. Что привело такую юную девицу в мои владения?
– Я иду на крайний юго-запад материка, к страшному огненному обручу. Это друг мой. – Она указала на пантеру. – Мы идем от самого Лаора и много земель миновали прежде, чем добраться сюда.
– Ты смелое дитя, – согласилась женщина, – но смелость не поможет тебе в безжизненном краю, где даже чудовищные черви не осмеливаются селиться, где нет ничего живого, где самая вода высыхает за три дня и лишь огонь и камень властвуют неделимо.
– О, я думала об этом, – закивала Эйза. – Мне страшно отправляться в эту гибельную страну, и лишь на свою природу я уповаю. Мой отец – островной бог, и я не могу погибнуть, пока последний холм острова не скроется в океане.
Женщина задумчиво глядела в ее лицо.
– Не встречались ли мы раньше, милое дитя? Мне кажется, я помню твой голос.
– О, я бы запомнила колдунью, живущую на краю этого страшного леса, – заявила Эйза. – Если только ящер, когда уносил меня, не посещал твоих владений.
– Не тебя ли он обратил в вербную ветку, чтобы ты не могла сбежать? Ящер был у меня и просил воды и приюта. Я дала ему напиться, но в приюте отказала, ибо в ту же ночь гостил у меня твой отец, что преследовал ящера и собирался убить его.
– Тогда ты опечалишься, узнав, что мой отец настиг ящера и смертельно ранил. Нынче я иду за Синей звездой, чтобы выкупить его у старшей смерти прежде, чем его дух отойдет в чертоги Создателя.
– Я помогу тебе, – сказала женщина. – Там, куда ты идешь, не место ничему живому и ничему кратковременному, а ты слишком жива и юна, чтобы выйти оттуда невредимой. Лишь тот, кто пересечет царство мертвых, сможет пересечь царство неживых.
– Что же мне делать? Сестры-смерти могут не захотеть пустить меня к умершим.
– У меня есть собственный мир мертвых. – Женщина обвела рукой опушку леса. – Все здесь не то, чем кажется, и очень легко заблудиться, оставшись в моем лесу навсегда. Но я дам тебе провожатого: он выведет тебя в поле, если ты станешь блуждать.
– Мне нужно пересечь лес? – Эйза подняла глаза на высящиеся до облаков сосны. – Так я за месяц не управлюсь, а времени у меня до новой луны.
– Незачем пересекать лес, – успокоила ее колдунья. – Иди по тропе, никуда не сворачивай – и выйдешь к озеру, чьи воды чернее смолы. Окунись в них и возвращайся, не оглядываясь назад.
– А если оглянусь?
– Можешь сбиться с пути.
Некоторое время Эйза раздумывала над советом колдуньи. Посещение леса отнимет у нее драгоценный день, который можно было потратить на путешествие. С другой стороны, ей не помешает любая помощь, чтобы в конце пути не остаться навсегда у огненного обруча, разом обесценив прежние усилия.
– Я пойду, когда солнце будет в зените, – решилась она. – А сейчас, добрая госпожа, мы утомлены и голодны и будем признательны тебе даже за скромное угощение.
Колдунья поманила их в дом, и Эйза с пантерой вошли в небольшой, но куда более просторный покой, чем то можно было представить снаружи. Только оказавшись внутри, кошка встревожилась, словно почуяла беду. Она оборачивалась то к одной стене, то к другой, свирепо скалилась и ворчала, будто пытаясь устрашить невидимого противника.
– Что с тобой, друг мой, что случилось? – ласково спрашивала ее Эйза, но кошка, разумеется, не могла ответить. Она пятилась в сторону дверного проема, словно не желая ни мгновения лишнего оставаться в четырех стенах, и Эйза, как ни хотела провести день под крышей, следовала за ней.
– Она чует мертвых, – спокойно сказала колдунья. – Дом, который ты видишь, всего лишь обман зрения, и, к счастью, у тебя нет посоха твоего отца, дабы увидеть, что стоит здесь на самом деле.
От ее слов Эйзе сделалось дурно, и решимость посетить лес стала угасать с каждым мигом.
– Но еда у меня не гнилая, – успокоила ее ведьма. – Посиди здесь, я вынесу.
Эйза и пантера уселись на землю неподалеку от дома. Возвышающийся под боком лес не добавлял веселья, и Эйза успела пожалеть, что вообще стучалась в избушку.
Вскоре вышла колдунья, неся две миски. Первую, с куском хлеба и горшком овощной похлебки, протянула Эйзе. Вторую, с двумя кусками вяленого мяса, поставила перед кошкой. Поблагодарив хозяйку и дождавшись, когда она скроется в избе, Эйза осторожно разломила хлеб и внимательно осмотрела его со всех сторон. Затем дала обнюхать пантере, но та не проявила ни волнения, ни любопытства, и Эйза решила, что это добрый знак.