Некоторое время ничего не происходило, и она с тоской подумала, что вести людей придется пешком, но вот слева и снизу в отражении зажегся огонек, напоминающий спрятанное за облаками второе солнце. Огонек ширился и рос, вскоре распался надвое и превратился в глаза чудовища. Вот показались очертания головы, могучая шея, плечи, и Эйза едва успела отшатнуться, когда из бадьи выпрыгнула прямо на нее гигантская пантера.
Видевшая это старуха закричала нечеловеческим голосом, но кошка мирно легла у ног Эйзы и принялась деловито вылизывать шерсть на плече.
К полудню вернулись те, что уходили за хворостом. Они свалили его в большую кучу посреди площади, но Эйза покачала головой.
– Зачем эта куча здесь? Возьмите с собой в мешок, кто сколько сможет, и несите. Сегодня соберите вещи, все, что ценно и что вам дорого, сложите хворост в мешки, а завтра на рассвете мы покинем село.
До конца дня люди собирали невеликий скарб и растаскивали хворост. Прибирали дома и проверяли, тяжелы ли запоры, не сможет ли хищный зверь разбить их. Подобная озабоченность говорила, что они слабо верят в успех похода, но почему-то все равно идут. Их отчаяние сыграло Эйзе на руку.
Наутро вышли. Впереди мерно ступала пантера, неся на спине Эйзу и мешок с хворостом, за ней, стараясь не терять друг друга из виду, шествовали люди. Были здесь старики и старухи, женщины и дети, могучие воины и подростки, стремящиеся ими стать. Все они, словно охваченные неведомым прежде воодушевлением, отмеряли каждую тысячу шагов и прилежно выкладывали указатель из хвороста.
Эйза слышала за спиной шепотки и разговоры. Поначалу веселые, они становились все более тревожными, и чем дальше отходили от села, тем больше волновались люди. Нынче решалась их судьба, и вскоре беседы почти полностью смолкли, когда многие поняли, что отошли от деревни на самое большое расстояние, что позволяло проклятие рода.
Беда состояла в том, что земля на границе Герны и Срединного Лаурадамана была однообразно желта, а редкая растительность, встречающаяся здесь, весьма однообразна. Даже если бы людям удалось пересечь невидимую черту, отделяющую дикие земли от земель благодатных, они узнали бы об этом далеко не сразу. Но Эйза внимательно следила за движением солнца, а путники – за отметками расстояния, и печальное шествие медленно продвигалось вперед.
Они брели по однообразной полупустыне уже почти семь дней, и Эйза впервые усомнилась в том, что сумеет одолеть проклятие. На седьмой день впереди показалась стена чахлых деревьев, постепенно перерастающая в рощу молодых платанов, а за ними – заливной луг, на котором паслась небольшая отара. Пастух, смуглолицый суатриец в светло-зеленом балахоне и такого же цвета тюрбане, сидел на стволе павшего платана и точил широкий охотничий нож.
Эйза облегченно вздохнула.
– Подойдите к нему и спросите, что это за земля, – сказала она в толпу.
Тотчас две женщины вышли вперед и направились к суатрийцу. Эйза пошла с ними. Увидев приближающихся женщин и большую толпу людей вдалеке, пастух удивленно поднял голову и невольно положил ладонь на рукоять ножа.
– О, не беспокойся, добрый господин! – вскричала Эйза, чтобы успокоить его. – Мы не войско и мы не заберем твоих овец. Скажи только, как называется эта земля? Мы идем издалека и много безлюдных мест миновали прежде, чем увидеть человека.
Дабы пояснить свой вопрос, она обвела рукой луг и рощицу, а затем ткнула рукой в землю у себя под ногами. Пастух убрал ладонь с рукояти, но глядел все еще с подозрением, очевидно, мало поняв из ее речи. Наконец, он начал говорить, но Эйза, плохо знакомая с наречиями Суари, разобрала лишь одно слово “Гала-га-Нома” – так звалась одна из северных областей Срединного Лаурадамана. Только это и было важно.
– Гала-га-Нома? – Она ткнула пальцем вниз.
– Гала-га-Нома, – подтвердил пастух.
– Лаурадаман? – Эйза опять обвела руками луг и рощицу.
Пастух снова закивал.
Эйза прижала ладонь к сердцу и поклонилась в пояс. Поклонились и две другие женщины. Обернувшись к толпе соплеменников, одна из них замахала руками и закричала:
– Лаурадаман! Лаурадаман!
Многоголосый хор тотчас подхватил ее слова, разнеся над лугом и заставив овец удивленно коситься на толпу.
– Лаурадаман! Лаурадаман!
Краткая мысль мелькнула в голове Эйзы: возможно, стоило провести их к гернским городам, где люди говорят на языке, который они поймут. Мелькнула и исчезла, потому что в следующий миг множество рук подняли Эйзу в воздух. Мужчины, женщины, дети – все стремились дотронуться до нее, будто она была талисманом, дарующим удачу. В конце концов, подумала Эйза, не так важно, куда они пришли. Если проклятие пало, эти люди вольны идти куда вздумается.
Они шли вдоль луга и несли ее на руках, и овцы косились на них коричневыми влажными глазами, впервые видя в своей однообразной жизни что-то необычное.
Глава восьмая. Кровавый дар
Поля и пастбища Гала-га-Номы остались позади. Осталось позади и пустынное сердце Суалафи. Дорога привела Эйзу в область Лесги, самую большую из шести областей Срединного Лаурадамана.
Она снова была одна. Пантера шла медленно и устало, утомившись от жары и долгого перехода, то и дело зарываясь лапами в песок. Но идти ей оставалось недолго: вскоре скалистые пляжи южного берега показались вдали. Именно здесь Эйза решила покинуть свою спутницу и оставить отдыхать: дальнейший путь ее лежал по воде до самого огненного обруча, ибо Эйза уже смирилась с мыслью, что не сможет добраться до вулканической гряды по суше. Бесконечные пустыни и жуткие черви, роющие свои ловушки в песке, наводили на нее ужас. Солнце там жгло беспощадно, и меньше всего Эйзе хотелось сгореть или высохнуть под его лучами. Воду она тоже не особенно любила, но разве, побывав в желудке у гидры, возможно бояться воды?
Так они подходили к скалам на морском побережье, когда до ушей их донесся истошный душераздирающий вопль. Пантера замерла. Замерла и Эйза на ее спине, напрягая слух. Некоторое время над берегом висела необычайная тишина, затем вопль повторился снова. Он не приближался и не удалялся, звуча на одной тоскливой ноте, словно раненое животное умирало где-то между скал. Но ни одно из знакомых Эйзе умирающих животных не кричало так истошно и жутко, словно хотело отпугнуть кого-то.
– Идем, – шепнула она пантере. – Нам нужно идти дальше. Если повезет, обогнем это существо.
Некоторое время кошка колебалась, но Эйза тронула пятками ее бока, и пантера нехотя поплелась вперед, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к тишине.
Вопль больше не повторялся, но гнетущее безмолвие, повисшее над всем краем, не вселяло в путников надежды. Вскоре они обогнули череду скал и вышли на песчаный пляж. Море ласково лизало берег волной прибоя, но ни одной птицы не было заметно над водой. Лишь редкие крабы ползали на побережье, зарываясь в свои песчаные дома. Эйза огляделась. Пляж был пуст, если не считать крупного предмета цвета красной глины, выброшенного на берег в полуверсте от путников.
Возможно, то был обман зрения, вызванный набегающими волнами, но Эйзе показалось, что предмет шевелится. Некоторое время она раздумывала, стоит ли приближаться к неведомой жертве моря, но необъяснимое чувство толкало ее вперед. Эйза решила убедиться, что предмет, лежащий на берегу, неопасен и не будет угрожать ее плаванию.
Вскоре они подошли так близко, что до прибитого к берегу предмета осталось меньше десяти шагов. Это была виверна.
Крылатый ящер, так похожий на того, что хотела выкупить Эйза, лежал, распластавшись, на мелководье. Волны лизали его левое крыло, правое же было изломано, на плече виднелась широкая рана, уходившая под грудь и обнажившая белое пятно кости. Тяжелый, побуревший от крови дротик торчал в плече, но торчал странно, словно вонзенный в плоть не наконечником, а всем древком.
Опаска и сострадание боролись в душе Эйзы некоторое время – и сострадание победило. Опустившись на четвереньки, припадая к земле, словно хищный зверь, она подобралась к виверне. Ящер не удостоил ее взглядом: глаза его были полуоткрыты, но вряд ли он что-то видел. Тварь была невелика: Эйза и двух раз не смогла бы вытянуться на его хребте. Это придало ей мужества, и, подползя совсем близко, Эйза взглянула на дротик.