Но то ли великолепию не место было у берегов Западного Лаурадамана, то ли его вовсе не было на свете.
Берега Западного Лаурадамана начались неожиданно быстро, на второй день пути. И хотя на первый взгляд они мало отличались от берегов Срединного, гнетущее чувство безжизненности висело над всем краем. Потому Эйза редко прибивалась к суше, предпочитая видеть ростки жизни под водой. В первый день пути вдоль этих берегов она еще видела убогие поселения из глины и сухой травы, но вскоре исчезли и они. Чем ближе подходило море к огненному обручу, тем меньше жизни оставалось кругом.
Вскоре стали попадаться невысокие горные гряды – преддверие вулканического кольца. Здесь жизни почти не было, и, верно, можно было не бояться чудовищных червей, о которых рассказывала Радб, но солнце было страшнее всех червей вместе взятых, и Эйза продолжала плыть.
Она остановилась, лишь когда гряды стали высокими и сплошными и в сердце огненного обруча можно было пройти лишь по суше. Здесь обитал Сабхати, и здесь подошло к концу ее путешествие.
Выйдя из воды, она словно очутилась в сердце огромного костра, так жарко было кругом. Солнце палило нещадно, и даже спасительный песок встречался здесь лишь местами. Сухая, замершая в вечном предсмертии земля да раскаленная порода, составляющая вулканы, – вот чем был знаменитый огненный обруч, близ которого не ходил никто из живых. Она покинула царство Гаруды, где можно было просить защиты у моря, и явилась в вотчину Сабхати, царя засух, что купается в вулканах и спит у огненного сердца земли.
Неустанно держа в голове мысль о скором завершении путешествия, Эйза медленно шла вдоль горной гряды. Все эти горы были вулканами, ни одна из них не засыпала надолго, и оставалось лишь гадать, где найдет она логово Сабхати: здесь или через несколько дней пути, когда ни капли воды не останется в ее теле. Как она будет идти, если усохнет, как труп, выброшенный на солнце? Некоторое время Эйза крутила в голове эту мысль, затем отбросила ее. Пылающая кругом жара норовила растворить все мысли, даже ту, которая вела ее сюда. Временами Эйзе казалось, что она не одна: память тут же услужливо подсовывала рассказы прислужниц о страшных червях, что обитают в песке и утаскивают добычу, если та неосторожно ходит. Но тут было так жарко, что даже черви, живущие в бесплодной пустыне, не осмелились бы селиться на этих предгорьях.
Тогда Эйза останавливалась, поднимала голову к ближайшему вулкану и кричала так, что сотрясалось подножие горы:
– Сабхати, господин запада, царь засух, явись мне и говори со мной!
Но то ли Сабхати был далеко, то ли не слышал ее, то ли вовсе не хотел слушать. Ни единого жаркого дуновения не ощущалось кругом, и ветер западный словно бы погрузился в глубокую спячку.
Эйза устала идти, но присесть было невозможно: голая земля обжигала ноги, словно печь, и единственным способом избежать ожога было непрестанно двигаться вперед, не удерживая стопу на одном месте. В конце концов, Эйза потеряла надежду дозваться до Сабхати и надеялась лишь на ночь, которая уймет солнце и принесет долгожданное облегчение. Страшные видения рождались в ее мозгу, питаемые горестными мыслями, но она гнала их прочь, твердо вознамерившись потерять здесь лишь воду, но не рассудок.
Солнце клонилось к закату, и сумерки, поначалу незаметные, все быстрее вступали в свои права. Здесь, на далеком юге, темнело скоро, и, пускай земля еще не успела отдать воздуху накопленный за день жар, солнце больше не палило с неба. Эйза прошла еще полверсты, плетясь, как черепаха, пока земля не сделалась прохладной настолько, что на нее можно было лечь. Тогда она рухнула как подкошенная и не двигалась много часов, пока белый от жара диск вновь не начал вставать над миром.
Эйза шла день, а за ним ночь, непрестанно выкрикивая имя Сабхати и не слыша в ответ ни слова, ни завывания ветра. В полдень она пряталась в тени вулканов, но тень постоянно двигалась, и Эйзе приходилось двигаться вслед за ней. Несмотря на то, что она почти все время скрывалась от солнца, второй день пути выпил из нее больше сил, чем первый, и, рухнув во второй раз на землю, Эйза не была уверена, что поднимется. Так ли чувствовал себя ящер, блуждающий в поисках Синей звезды? О нет, тут же поправила себя Эйза, он блуждал лишь в благословенной Герне, и если и грозила ему смерть, то в жаркой схватке, в крови и пыли, а не под безжалостным солнцем, без единого глотка воды.
Болезненный сон быстро окутывал изнеможенное тело, и не было в нем ни звука, ни цвета, ни единого видения, которое обычно является спящим.
Эйза проснулась от мерзкой удушающей вони, пробравшейся в ноздри и встревожившей все ее существо. Распахнув глаза, она попыталась вскочить, но все ее члены словно были размолоты гигантскими жерновами. Казалось, во всем теле не осталось ни единой целой кости, ни одной мышцы, которая не была бы разорвана. Эйза знала, что это обман чувств, порожденный жарой, но с трудом держалась на ногах, пытаясь сосредоточить взгляд на окружающем пространстве.
А здесь было на что посмотреть. Громадная тень укрывала ее от солнца, и кусок белесого неба над головой выглядел недосягаемым и безобидным. Вокруг нее вверх тянулись мрачные стены из остывшего базальта. Сама она лежала на широком уступе на высоте сосны от земли. Все стены и пол странного зала покрывали отвратительно пахнущие желтые наслоения. С ужасом Эйза поняла, что находится внутри спящего вулкана. Она зажала себе рот, чтобы не закричать и не разбудить тем самым царящий здесь злобный дух. Когда первый ужас стал отпускать ее сердце, Эйза смогла рассудить здраво и понять, что положение ее, пускай и незавидно, не так кошмарно. Очевидно, кто-то перенес ее сюда, либо чтобы защитить от солнца, либо чтобы убить в каменном мешке. Но если бы ее хотели убить, она лежала бы на дне жерла, а не на выступе, с которого до поверхности, конечно, не добраться, но куда ближе, чем со дна. Но кто же царит здесь, кроме сил неживой природы и слабосильных духов, подчиняющихся им беспрекословно?
Осторожно, будто боясь потревожить покой вулкана, Эйза позвала:
– Господин мой Сабхати.
Ее голос несколько раз отразился от стен и погас, как огонек, запаленный в безвидной ночи. Казалось, он ушел вниз и родил там гул, подобного которому Эйза не слышала в короткой своей жизни. Гул, между тем, становился сильнее и громче, будто разрастаясь, заполняя собой все пространство жерла, и с горькой обреченностью Эйза поняла, что вулкан сейчас взорвется. Сколько мучений придется испытать ей прежде, чем жизнь согласится оставить ее? Или дочери бога суждено страдать вечно, будучи погребенной в остывшей лаве, пока ее остров не скроется под водой?
Оглушительный удар раздался внизу, и Эйза зажала уши, падая на колени. Но не зажмурилась и смотрела, смотрела во все глаза, ибо до того, как огонь ослепит ее, желала знать, что с ней происходит. Столб горячего воздуха вырвался со дна, разбросав вокруг себя мерзкое желтое вещество. Он был так силен, что сорвал выступ Эйзы, будто лист с дерева, и поднял выше самых высоких гор так, что солнце показалось на расстоянии вытянутой руки. Эйза закричала в ужасе, чувствуя, как слепнут глаза, и съежилась, подобрав колени к груди и закрыв лицо.
Какая-то сила вертела и качала выступ и Эйзу вместе с ним, словно необычную игрушку. Солнце уже привычно палило с высоты, и Эйза осмелилась глянуть, куда занесло ее взрывом.
Выступ висел над вулканом, качаясь в объятиях горячей воздушной воронки. Поднятое со дна мерзкое вещество кружилось, как безумное, в страшном вихре и рассыпалось в пыль. Но каменную глыбу ветер держал довольно ровно, словно видел на ней живое существо, которому не хотел повредить.
То был Сабхати.
Грубый, безоглядный Сабхати, выше всех преимуществ ценящий силу, неожиданно пощадил обожженную девицу, нелепо застывшую на уступе. Эйза подумала, что нынче как никогда понадобился бы ей передаренный амулет.