– Господин мой Сабхати, владыка запада, царь засух, не знаю, как и благодарить тебя за мое спасение! – закричала она, потому что в шуме ветра голос ее терялся. – Но я не из праздного любопытства пришла на твою землю! Ходит слух, что ты унес Синюю звезду с моего острова и забрал себе, и я проделала долгий путь от лаорской пустыни к твоей земле, чтобы просить тебя вернуть ее. Ты велик и могуществен, ни одно дурное колдовство не повредит тебе…
Она хотела сказать: “а я заплачу за нее чем захочешь”, но пыль попала ей в горло, и Эйза закашлялась, так и не предложив Сабхати сделку. Теперь слова ее звучали как вымогательство, и Эйза боялась, что владыка запада рассердится. Но вместо этого Сабхати расхохотался оглушительно и жутко, так что Эйза вновь пала на плиту и закрыла голову руками. Горячий воздух жег ее, словно огненный смерч, пепел, осевший на дне вулкана и теперь поднятый в воздух, душил ее, и сами волосы, казалось, начали тлеть.
Но то не было расправой, ибо Сабхати не злился на нее.
– До чего же смелое дитя, – проревел ветер, и в голосе его слышался вой того огня, что лижет изнанку земного шара. – Забирай ее, мне она не нужна.
Не в силах поверить странной удаче, Эйза боялась переспросить. На какое-то время они зависли друг напротив друга: она не знала, что сказать, а Сабхати не хотел говорить, видимо, одним из бесчисленных вихрей разыскивая Синюю звезду. Наконец, драгоценный камень упал Эйзе под ноги, и она тут же схватила его, боясь потерять, и прижала к груди. Теперь, верно, нужно было попрощаться, но удача первой просьбы заставила Эйзу думать, что она может попросить еще об одной услуге.
– Господин мой, владыка запада, не прогневайся на меня, но сроку мне дано было до новой луны, чтобы принести звезду в Лаор, иначе мой друг погибнет. Ты быстрее всех существ на земле: ни гепард, ни ястреб, падающий на добычу, ни горная река, низвергающая свои потоки в водопад, ни одно создание Творца, живое или неживое, не может равняться с тобой и твоими братьями. Если я еще не надоела тебе, отнеси меня в пустыню на границе Ласса и Лаора, там лежит мой ящер, пораженный страшным недугом. Если я не принесу Звезду в срок, болезнь сожжет его, как сухое полено, и все мое путешествие окажется напрасным.
– Твои слова тронули мое сердце, – проревел в ответ Сабхати. – Покажи дорогу к твоему ящеру, и я домчу тебя туда меньше, чем за три дня.
Эйза давно заметила этот странный обычай: силы неживой природы больше всего любили рассуждать о сердце, коего не имели, как будто подобные разговоры доставляли им неизъяснимое удовольствие. Она поклонилась как могла на своем уступе и прижала ладонь к груди. Затем, пока Сабхати еще не начал яростного своего движения, смазала Синюю звезду слюной и вложила между бедер: руки ее будут заняты, а камень, лежащий во рту, легко проглотить. Эйза не сомневалась, что в этом случае старуха-смерть не преминет рассечь ей утробу, дабы достать Синюю звезду. Скользкие стенки сжали камень, словно в нежном объятии, и Эйза вытянулась на уступе, вцепившись в обломанные края как могла крепко.
Тут же Сабхати тряхнул каменную плиту так легко, словно она была тростниковой, и, стремительно набрав скорость, понес ее на восток. Эйза взвизгнула от неожиданности: ей показалось, что руки ее соскользнут с камня и она полетит вниз. Но страх быстро прошел, и Эйза уткнулась лбом в горячий камень, по-детски надеясь, что дорога пройдет быстрее, если на нее не смотреть.
Вскоре, однако, Эйза приноровилась к скорости и осмелилась подтянуться на локтях, дабы рассмотреть землю, над которой они летели. Но с высоты она мало что могла разглядеть. Вспомнив, что оставила пантеру на побережье Срединного Лаурадамана, она закричала Сабхати, надеясь, что за собственным ревом он ее услышит.
– Стой! Стой! Я оставила чудище на берегу, большую черную кошку, остановись у нее, я пересяду ей на спину!
Она не знала, услышал ли Сабхати, но к полудню он действительно остановился и довольно грубо бросил плиту наземь. Эйза скатилась с нее, ударившись головой, и первое время пыталась сообразить, что за местность лежит вокруг и куда подевался ветер. Шершавый язык облизывал ее плечи, и, подняв глаза, Эйза увидела над собой морду старого друга. Увидев, что она поднялась, кошка деловито облизала ей лицо, словно неразумному котенку, который не мог самостоятельно умыться. Не желая заставлять Сабхати ждать, Эйза взобралась пантере на спину и обхватила руками шею чудовища.
– Сейчас ты помчишься как ветер, – пробормотала она, – не найдется в мире кошки стремительнее тебя.
Только сказала – как Сабхати подхватил обоих, зверя и человека, и понес над землей – уже не так высоко, как каменную плиту. На такой скорости, прячась за могучей шеей от бьющих в лицо потоков воздуха, Эйза смогла открыть глаза и рассмотреть проносящуюся под ней землю. Пантера летела, едва касаясь ее лапами, иногда взмывая ввысь, к чему относилась на удивление сдержанно. Но вот ветка гигантской сосны ударила Эйзу по лицу, едва не выбив глаз, и она снова спряталась за шеей пантеры. Сабхати просил ее показывать дорогу, но теперь сам выбирал, куда лететь, и Эйза, изредка свешиваясь с пушистой спины, следила только, чтобы он не миновал Лаор.
Так минул день, а за ним другой. Эйза видела мост и проклятый лес, видела странной постройки дом богини со сваленными у входа телами: на большой скорости они смазались в одно черно-красное месиво. Увидев знакомую тихую речку и платановые заросли на ее берегах, Эйза хотела велеть Сабхати остановиться, но тот остановился сам – так резко, будто невидимая стена отделила его от пустыни. Возможно, так оно и было, потому что, опустив пантеру на землю, он сказал:
– Вот твоя пустыня, дитя: это владения брата моего Хинвали, и, если захочешь другой помощи, зови его.
С этими словами он дохнул ей в лицо обжигающим пламенем и развеялся, будто и не был здесь. Некоторое время Эйза всерьез раздумывала, пасть ли на колени, предавшись благодарности Творцу и безмерному изумлению оттого, что безжалостный царь засух был с ней любезен, или продолжить путь и найти ящера вместе со старухой-смертью. В конце концов, она решила подумать о любезности Сабхати позже. Сойдя со спины пантеры, Эйза вынула камень из лона и сказала чудовищу:
– Здесь есть вода и тень и все, что нужно для отдыха. Останься здесь и отдыхай сколько хочешь, я же пойду в пустыню и найду смерть.
Некоторое время кошка смотрела на нее ничего не выражающим взглядом, затем побрела к реке. Эйза успела заметить, как чудище остановилось на берегу, вглядываясь в воду, затем шагнуло в реку и исчезло, растворившись в собственном отражении, будто, наконец, отыскало зеркало по душе.
Эйза уходила в пустыню, держа в ладони Синюю звезду, но ни радости, ни облегчения не было в ее сердце. С того дня, как она была здесь в последний раз, прошло почти полторы луны, и казалось невероятным, чтобы старуха-смерть ждала так долго. С трудом переставляя ноги, словно бредя на собственную казнь, Эйза удалилась от оазиса и углубилась в пустыню, где лишь давним чутьем помнила дорогу да все время оглядывалась по сторонам.
Ветер поднимал с земли клубы пыли, дуя все сильнее, пока совсем не испортил видимость. Очевидно, Хинвали, хозяин здешних мест, не желал, чтобы Эйза нашла ящера. Ну, или же просто резвился, не имея о них никакой печали.
Когда пыль поднялась так густо, что Эйза хотела остановиться и переждать, она углядела в желто-серой круговерти знакомую тень. Идя сквозь вихри пыли, закрывая лицо руками, она искоса посматривала на ящера – не шевельнется ли. Но замершее, словно вросшее в землю очертание казалось неподвижным.
Наконец, пыль немного улеглась, и Эйза сумела отнять руки от лица и взглянуть на свою безрадостную находку.
Это был ее ящер, застывший в вечном предсмертии. Он стоял, опираясь на сгибы крыльев, вытянув длинную шею, словно выглядывая что-то вдали. Чешуя его поблекла, и свет в глазах померк. Казалось, на пороге смерти он почувствовал в себе силы встретить ее на ногах и поднялся, да так и умер, ожидая неизвестно чего. Старухи нигде не было.