Устюжин остался на сверхсрочной службе и дослужился до капитана не из-за идейных принципов. Его скорее можно было назвать приспособленцем и карьеристом. Войны никакой нет, рисковать собственной жизнью не надо, на пенсию можно уйти в 45 лет, накопив к тому времени достаточную сумму из жалованья — платили хорошо. И жить себе спокойно, получая военную пенсию в собственной квартире, которую предоставило государство. Таких офицеров в 50-60-е годы в армии СССР было порядком. При Хрущеве дисциплина в войсках упала.
Устюжин, конечно, знал, что творилось в роте, но ему было даже выгоднее спрашивать с «дедов», чтобы они контроли-ровали порядок. А если станет известно о случаях «дедов-щины», то и звания можно лишиться, и места. Так что Устюжин делал вид, что все в порядке. На самом деле этот порядок заключался в том, что все наряды, связанные с кухней, уборкой, всеми тяжелыми физическими нагрузками лежали на новобранцах. Принудить их к выполнению нарядов «вне очереди» за себя «деды» могли с помощью избиений, зуботычин, морального давления и других методик, опробованных на зоне и перешедших в армию.
Игнат с Петром не хотели быть стукачами и обращаться за защитой к старшему по званию. Стукачей в армии не любят. Стать стукачом — значит стать изгоем и превратить свою жизнь в настоящий ад, поэтому справлялись сами: сколотили свою команду, в которую вошли киргиз Балбак, Сергуня из деревни под Рязанью и узбек Карим. Были в отделении еще два призывника, которые ничью сторону не держали. Безропотно сносили унижения от Васькиной троицы, но и защиты сторонились. Петр Красавин думал, что они похожи на него в детстве, ни рыба ни мясо, как говаривал отец.
Последней каплей стало то, что лизоблюд Степка по приказу Васьки пытался заставить Карима драить унитаз «вне очереди» вместо Васьки. За отказ Стёпка схватил Карима за шиворот гимнастерки и, поставив на колени, заставлял пить воду из унитаза, где только что опорожнился. Закончилось все дракой, в результате которой две трети отделения оказались в лазарете, в том числе и Петр с Игнатом.
Естественно, главный врач Ларионов по прозвищу Айболит, не мог скрыть этот факт, как ни просил его капитан Устюжин: переломы, вывихи, даже черепно-мозговая травма. История о драке в отделении сержанта Ивана Сидоренко дошла до командующего батальоном полковника Неустроева благодаря Айболиту, а от Неустроева до командующего мотострелковой дивизией генерала-майора Нечипоренко.
Капитан Устюжин после дивизионной проверки предпочел понижению в звании увольнение с военной службы, когда понял, что над ним навис дамоклов меч. Ротой стал командовать капитан Алексей Говорунов, по мнению Петра и Игната, человек порядочный.
Ваську после лазарета ко всеобщему ликованию перевели в другую роту, остаток службы он был тише воды ниже травы. Но Васька просто затаился, вряд ли натуру его можно было «перевоспитать». А Степку с Андрюхой сначала отправили на гауптвахту, а потом перевели в другие отделения.
Два оставшихся года военной службы прошли для ребят с огромной пользой. За успехи в боевой и политической подготовке и примерную дисциплину они были награждены знаком «Отличник Советской Армии» и весной 1967 года уволены в запас.
Осенью был принят новый закон СССР «О всеобщей воинской повинности», в котором срок службы для сухопутных войск был сокращен с трех лет до двух. Но для них началась новая полоса жизни, и свои три года ребята уже отслужили.
Глава 8
Вернувшись после армии в Волково, Петр с Игнатом пользовались огромной популярностью у девчат. Конечно, они оба возмужали. Но особенно всем пришлись по нраву изменения в поведении Петра: из тихого мальчишки он превратился в серьезного юношу, который мог постоять за себя.
Танька-одноклассница, в которую оба были влюблены, писала им письма в армию. В одном из них сообщила, что выходит замуж и уезжает в Москву. Может быть, это было к лучшему. Как знать, вдруг их дружбе пришел бы конец, выбери Танька одного из них.
По этой причине задерживаться дома ребята не собирались. У Петра была, конечно, еще одна причина. Игната хотя бы встречали родители, а изба Красавиных стояла пустая. Сестра Антонина, жившая в Москве, написала ему в армию: «Петюня, дом можешь забирать себе, ты же знаешь, что мне он ни к чему. Буду приезжать к тебе в гости, но боюсь, что не часто. Я и дома редко бываю, все гастролирую. А если поселишься в Ярославле, то родительский дом не продавай, сам будешь иногда приезжать на природу, от города недалеко. Будешь на могилке родителей, поклонись им за меня, братик. Целую тебя. Тонька-артистка».