Разыскала меня, мой дом, мою квартиру: сама явилась ко мне. Ни дать, ни взять — сама явилась ко мне. Но тогда, если все это так и произошло, то дело, как мне кажется, в корне меняется. И вы тоже должны признать это.
Никому неизвестно происхождение подобных вещей. Можно даже предположить, что они исходят откуда-то сверху…С самого верха; это известно одному богу.
Синьора, естественно, не могла согласиться с тем, что подлость может исходить откуда-то сверху (более того, она всегда была уверена в том, что она исходит только с самых низов рода человеческого); самое большее, что она могла допустить, так это то, что и все другие думают аналогичным образом. Но в данной ситуации она была слишком возбуждена, чтобы судить или думать об этом.
— У каждого, — продолжал, между тем, юноша, — своя судьба.
И для такого, каким являюсь я, не думаю, чтобы представился случай лучше этого. Я хочу сказать, что было бы, по крайней мере, неблагоразумно идти против своей судьбы.
— Говорите же! — взмолилась синьора. — Зачем тянуть?
— Ладно, — согласился юноша. — Просто я хотел сперва изложить вам все эти подробности, чтобы вы сами убедились, что у меня не было иного выхода.
— Но какое значение для вас может иметь моя убежденность? Что она может изменить?…
Тогда юноша вытащил из кармана письмо и положил его на стол.
— Вот письмо, которое должно вас сильно заинтересовать; и которое ничуть не меньше интересует и меня. Когда вы продали вместе с другой мебелью и ваш стол, я нашел в нём почти сорок таких писем, сложенных в пачку, и, спрятанных в третий ящик, слева. Разве я вам не говорил, что я здесь не причем?
Ну так вот: я хочу сказать, что третьим человеком, для которого эти письма могут значить еще больше чем для нас, является… является ваш муж. Я отлично понимаю и то, что он одновременно является и тем единственным человеком, которому бы не следовало читать этих писем, и, что вы сделаете все возможное, чтобы он никогда не узнал об их существовании. Мне известно даже и то, что вы несколько недель тому назад продали свой дом, и, что за него вам неплохо заплатили. Другие, может быть, взяли и больше, но и то, что получили вы, составляет кругленькую сумму.
Синьора, наконец, начала понимать, о чем идет речь. Она посмотрела на гостя с очевидным беспокойством и собиралась было заговорить. Но тот ее прервал, с явным намерением не затягивать разговор.
Я думаю, что 150.000 лир могли бы разрешить сразу все наши проблемы. То, что сейчас речь идет о нас троих, несомненный факт.
Снова синьора попыталась было заговорить, и снова юноша перебил ее.
— Не надо, — сказал он, поднимаясь из кресла. — Вы ничего не должны говорить мне. Все, что вы могли бы сказать, мне известно; уже несколько дней, как я знаю все; и думаю даже, что я соглашусь с вами. Конечно же, я согласен с вами. Но всё это не меняет дела. Да и по сумме нам тоже не зачем вести дискуссию; я бы мог запросить и больше, и меньше. Но я запросил у вас ровно столько, сколько мне, как я надеюсь, хватит, чтобы я никогда в жизни больше не прибегал к подобному способу.
Наступила пауза.
— Сегодня среда, — возобновил, наконец, юноша разговор.
— В субботу, часов в девять-десять утра, или чуть попозже, если это будет вам угодно, я вернусь к вам с остальными письмами.
Синьора тоже поднялась с кресла и медленно последовала за юношей к двери. Здесь юноша задержался на какое-то мгновенье, чтобы взглянуть на портрет, висевший на стене.
— Итак, — попробовал он говорить как можно мягче. — Вы сами видите, мое сходство с «ним» не выходит за пределы двух лет учебы в университете.
— Это оттого, что «он» не был отмечен той самой судьбой, — ответила синьора с меланхолической иронией. После чего студент тут же вышел.
— Ну и ну, — заметил её муж, входя в комнату с раскрытой книгой в руках, и, идя ей навстречу. — Как мне показалось, ты его выставила с недовольным выражением на лице.
— О, боже, что за ужасный галстук! — единственно, что нашла сказать совершенно подавленным голосом синьора и сразу же принялась перевязывать узел галстука мужу.
— Ну и ну! Дурное предзнаменование! Насколько мне помнится, Анна Каренина заметила, что больше не любит своего мужа как раз в тот момент, когда обнаружила, что у того были смешные уши, — по-прежнему старался поддерживать шутливый тон ее муж.