Неприятное чувство проникает в меня, горячее и колючее. Это немного похоже на жалость, но трудно жалеть того, кого видишь так ясно.
— Элеонора. Я не останусь. И ты тоже не должна. Ты здесь уже очень, очень давно…
— Нет. — Голос у нее высокий и пронзительный, как будто я замахиваюсь на нее ножом или пистолетом. — Это мой дом, и я останусь здесь, пока Грейвли, его дети и дети его детей не умрут, пока их надгробия не станут слишком истертыми, чтобы их можно было прочесть. — Зверь рычит у нее за спиной, его пасть удлиняется, когти впиваются в доски пола; интересно, чует ли он кровь Грейвли в моих жилах, наследство, о котором я никогда не просил? — Я сотру с лица земли сам Иден, каждый дом и каждое имя. Они пытались похоронить меня, но в конце концов я похороню их всех.
Это проклятие, которое нельзя ни снять, ни избежать, в которое я никогда не верила.
— Нет, — говорю я. Звучит не очень убедительно.
— Да, — говорит Элеонора. — Река уже давно течет полноводной и большой, ты знала об этом? Туман теперь поднимается густой и часто.
Я представляю себе Артура в окружении надгробий. Джаспер, рассказывающий мне, что Смотрители не живут так долго, как раньше.
— Почему?
— Звери рассказали мне о черном озере, которое они построили на поверхности, где хранится вся их испорченная вода.
— Ты говоришь о пепельном пруде? — Я чувствую, как мой мозг закручивается, как сходятся миры. — Люди говорят, что он протекает, но энергетическая компания утверждает…
— Конечно, он протекает. — Тон Элеоноры почти забавен. — Земля здесь пористая, полна пещер и могил. Она просачивается до самой реки, до меня, и мы ею питаемся. — При этом она облизывает губы, как будто отходы с электростанции — это особое лакомство. — А теперь, сегодня, когда Смотритель ушел, а ворота открыты…
Она уходит, но я вижу, как все разворачивается передо мной: Звери свободно бегают по улицам Идена. Пожары, наводнения, катастрофы и смерти не по сезону. Нападение настолько ужасно, что город заброшен, не убран, отдан жимолости и кудзу. Скоро не останется ничего, кроме тумана, бесшумно ступающего по пустым улицам.
Вокруг нас темнеет. Окна чернеют, но не от ночи, а от гладких обсидиановых тел птиц, проносящихся мимо стекол бесконечной стаей. Элеонора наблюдает за мной и слегка улыбается.
Я чувствую, что мой подбородок вздергивается, а пальцы сжимаются в кулаки.
— Нет, — повторяю я, но на этот раз я стучу ногой, как ребенок. Доски пола прогибаются подо мной. Птицы отлетают от окон.
На лице Элеоноры мелькнул легкий шок — и тут же пропал, сменившись злобой. Ее Зверь поднимается, заполняя собой всю комнату, губы оттопыриваются, обнажая длинные собачьи зубы. И я думаю: Единственные чудовища здесь — те, которых мы создаем.
Этот Зверь — всего лишь мечта маленькой девочки. Как и стены вокруг нас, окна, небо. У меня тоже есть мечты, хотя я полжизни пыталась их забыть. Я игнорировала их, обращалась с ними, делала все возможное, чтобы сжечь их, но они продолжали существовать. Даже сейчас я чувствую их голод под кожей.
На самом деле это легко. Все, что мне нужно сделать, — это захотеть.
Я закрываю глаза, а когда открываю их снова, комната уже изменилась. Пара односпальных кроватей прижата к стенам, покрывала смяты. Микроволновка конца восьмидесятых стоит рядом с пластмассовой кофеваркой половинного размера. На потолке — пятна от воды, карта темно-коричневых цветов, которую я знаю наизусть.
Мы в комнате 12 Сада Идена — такой, какой я ее помню, такой, какой она будет только во сне, сейчас.
Элеонора стоит, напряженно глядя на меня и задыхаясь. Она выглядит дико неуместно, словно викторианский портрет, оживший в неловкой ситуации. Она кривит губы и злобно сплевывает, один раз.
Я отшатываюсь, но она целилась не в меня. Она целилась в тонкий ковер в мотеле. Всплеск шипит там, куда попадает. Поднимается клубок дыма, за ним — тонкое голубое пламя. Потом огонь неестественно быстро бежит по полу, ползет по стенам, перепрыгивает с кровати на кровать, как озорной ребенок.
Я думаю: Только не снова. Я закрываю глаза, но не могу думать ни о чем, кроме отблесков пламени на веках, ни о том, как горит мой единственный дом.
Я хватаюсь за дверь и вываливаюсь на освещенную парковку.
Там полно людей. Кого-то я хорошо знаю, кого-то нет, но все они так же знакомы, как шум реки или блеск уличных фонарей. Почтальон. Повар в мексиканской забегаловке. Бев и Шарлотта. Девочка, которая сдала меня учителю в шестом классе. Дон Грейвли, Мистер Коул, констебль Мэйхью, Эшли Колдуэлл, Артур. Джаспер.