— Достаточно, я бы сказала.
— Достаточно для чего?
— Достаточно, чтобы держаться подальше от этих людей. Я не думаю, что этот город проклят чем-то, кроме угля, и не знаю, все ли Старлинги такие же плохие, как первый, но вот что я тебе скажу: я не доверяю мальчику, который живет там сейчас.
У меня по груди пробежал холодок. Я сохранила голос легким и любопытным.
— Почему?
Бев внимательно наблюдала за мной, когда отвечала.
— Его родители были не так уж плохи. Люди рассказывают о них всякую ерунду — Битси Симмонс клянется, что они держали сибирских тигров, говорит, что однажды ночью видела в лесу большую белую тварь, — но я в это не верю. Муж, он ездил на старом побитом грузовике и всегда махал рукой, когда проезжал мимо мотеля… В общем, оба они оказались мертвы, одиннадцать или двенадцать лет назад. А сын, он даже в полицию не звонил, уже несколько дней.
У меня в животе поселился холодок. Бев продолжила мягко:
— Животные так изводили их, что коронер сказал, что не может сказать, что их убило в первую очередь. Черт, может, они и держали тигров. Но коронер сказал, что мальчик за все время не проронил ни слезинки. Только спросил, не закончил ли он, потому что ему уже пора было ужинать.
После долгого, неприятного молчания мне удалось произнести хриплое
— Ха.
Бев включила телевизор, пока я собирала свои книги и почту.
Она подождала, пока я не оказалась на полпути к выходу из ее кабинета, и сказала, негромко и серьезно:
— Держись подальше от Старлинг Хауса, Опал.
Я пересекла парковку, опустив голову и засунув руки в карманы. Туман стелился по берегу реки, скапливаясь в выбоинах и углублениях дороги.
Теперь он стал выше. Уличные фонари стали туманными и призрачными, как низко висящие планеты, а причудливые внедорожники — животными, скрючившимися под ними. К завтрашнему дню на колесных дисках появятся маленькие ржавые пятнышки, а сиденья из тонкой кожи будут пахнуть зеленью и гнилью.
Мама всегда говорила, что в такие ночи не везет. Она не делала ставок и не заключала сделок, пока туман не рассеется на следующий день.
Я не верю в удачу, но в ту ночь, когда умерла мама, был туман, и я иногда думаю, что если бы его не было — или если бы она не выпила немного и не заявила со свойственной ей искренностью, что собирается перевернуть нашу жизнь, или если бы я спорила с ней, а не притворялась, что все еще верю ей, или если бы она не вела этот чертов Corvette, или если бы это нечто не перебежало дорогу — ну что ж. Может быть, именно она, а не Бев, посоветовала бы мне держаться подальше от Старлинг Хауса.
И, возможно, она была бы права. Мне не очень нравится идея убирать в доме женщины, которая убила своего мужа ради его денег, или пары женщин, похитивших ребенка, или мальчика, который смотрел на тела своих родителей сухими глазами. У меня возникает внезапное желание принять душ, вычистить грязь Старлинг Хауса из-под ногтей и никогда больше не возвращаться.
С другого конца комнаты доносится шум: высокий, колеблющийся свист. Нота прерывается, вырывается, начинается снова. Звук похож на закипающий чайник, но это не так: это шестнадцатилетний подросток пытается дышать через раздувающиеся бронхиальные трубки.
В первый раз, когда у Джаспера случился приступ астмы, мне было двенадцать. Было три часа ночи, мамы не было в постели, и я не хотела звонить 911, потому что знала, что скорая помощь стоит дорого. Я включила все краны на максимальную температуру и закрыла дверь в ванную. Я держала его под паром — его ребра вздымались, мышцы под мягким детским жиром подрагивали, — пока не поняла, что ему не станет лучше и мама не появится. Когда ответил диспетчер, я спокойно сказал:
— Я не знаю, что делать.
Теперь я знаю, что делать. Я встаю с кровати и кладу Джасперу в руку ингалятор, пока он еще не совсем проснулся. Я считаю: два нажатия, пять вдохов, еще два нажатия. Джаспер ничего не говорит, но его глаза неотрывно следят за моими.
Я высыпаю две ложечки растворимого кофе в кружку Waffle House и разогреваю ее в микроволновке на высокой мощности, затем добавляю все четыре пакетика горячего шоколада. Google говорит, что кофеин помогает, но Джаспер не выносит его вкуса.
Он пьет его. Мы ждем. Каждые пять минут или около того я щелкаю пальцами, и он позволяет мне проверить, не посинели ли ногти на его руках.
В конце концов, свист становится плоским, падает вниз по шкале, пока снова не становится просто воздухом, который то входит, то выходит.
— Я в порядке. — Голос Джаспера все еще немного напряжен, но он ненавидит, когда я его балую.