5 глава.
– Ты, первый генерал, дурак! – гневно кричит король Вельзевул. – Сказал – четыре месяца ты сможешь продержаться. Но что я вижу, прошло лишь только два и вот, столицу осаждают. Чрез пару дней возьмут.
– Да не возьмут, король, ты мне поверь, – отвечает генерал дрожащим голосом.
– А ты, народ, ты здесь? – спрашивает Вельзевул.
– Да, здесь я.
– Скажи еще: за что мне это?
– За брата твоего.
– Но что мне брат! Вас разве мало? Мой брат был, может быть, умен и крепок духом, но вас сейчас спасаю я – не он. Ведь говорил проклятый Аквинат то, что тиран, забравший власть без права, оправдан может быть – лишь только благо он народу совершит. Скажи мне, генерал, неужто я не благо сотворил союзами?
Но генерал сказать не может, осколками его побило; тут стали падать со дворцовой крыши глыбы камня, то артиллерия врага прицелилась в дворец.
Король, в доспехи облаченный, схвативший длинный меч, бежит на улицу скорее, дабы не лечь ему в камнях.
Повсюду пламя, пепел и песок. Летают трупы от воронок, что от снарядов остаются; летают вороны над скорбным полем. Кругом огонь, война и крики. Кричат солдаты офицерам: "За короля в огонь пойдём!" – идут в огонь, но там сгорают. Везде пальба, предсмертны крики. А житель мирный, позабыв себя, Большую ненавидит — так сильно вероломства тень закрыла свет от благородства.
Три Вельзевула армии столицу защищают, всех вместе — десять тысяч. Да народ вооружённый чем попало. Но и солдат не совершенство – этот с пикой, тот с мечом; один в броне, в металле, другой нашёл бронежилет; тот полк, винтовкой обладая, все держит оборону, квартал не отдавая, что полон раненых. А полк другой, патроны все истратив, бежит штыками грудь колоть. Но добегут не все, из этих множество погибнет, но лишь настигнет цель штык короля, как не уйти врагу от мести.
Но город не большой, и даром что столица. Так много войск во граде во одном не знал никто давно.
Что Вельзевула армия о тысяч десяти держать умеет тысяч девяносто, то чудо – не иначе. Три армии с умом расположились: есть три моста у той реки, что град столичный рассекает, те три моста и местности вокруг и занимают армии. Уж много дней, как захватив полграда, войска Большой пройти не могу дальше. Те армии – преграда премогучая, стоят не насмерть, нет – и по смерти стоят. Но лишь пройдёт недели тёмное знаменье, как кончатся патроны и снаряды те немногие, что Вельзевул хранил. Там кончиться должна и наша сказка, вероятно. Неделю ждать, однако, бесполезно: и контратаки Вельзевул проводит. Берет он в плен, увозит провианты и патроны, он рушит вышки с проводами, он бьёт коней и технику взрывает в гаражах. То капля в море армии Большой, но, кто же знает, быть может – капля дёгтя. Как вот, неделя на исходе, дерётся знатно тот народ, да толку нет, так мало их. "Пли! Пли!" – все офицеры голосят, солдат стреляет – и без толку; как не было конца войскам противника, так мало изменилось.
И вот прорвались армии Большой и взяли мост один. Но не разбили первой армии, та вглубь лишь отошла и стала улицы, что ко дворцу вплотную прилегают, защищать. Как лишь разбили, слышно трубы, и вдруг, откуда не возьмись, войска союзные несутся. То богача и толстяка войска. Напали с фланга, крепко взяли и проломили череп армии врага. И застонал враг, и заныл он, рекой потёк назад он за реку́, чтоб жизни сохранить немногих выживших. Тут обнялись солдаты во союзе и стали праздник праздновать большой. Резервы знатно покутили, солдаты фронта, лишь понюхав, уж веселей глядят. И встали дружно, брат ко брату, и стали защищать тот мост.
На юге града ровно то же: там взяли мост, как вдруг – союз. Летят солдаты с паровозов, а офицеры бьют их по зубам, чтоб им быстрей леталось. Влетели в вражескую кучу, и там давай во всех стрелять. Стреляют мощно, метко, громко и уж разбили насовсем Большой Страны Известной полну армию. Возвеселилися солдаты, пошли гулять, пошли плясать. Держать ведь мост сподручнее вдвоём. И уж не десять тысяч их в столице, но пятьдесят почти стоит. Противник дрогнул, взволновался. "И что же делать?" – словно задаётся он. Прислал ещё он войск для боя, без мысли в голове останешься ты вдруг, как взглянешь на ту тьму, что больше всей столицы. Стоят, гремят, кричат и злятся; как наступают, всех порвут, всех разметают. И устрашилися солдаты трех сторон: Второй и Третьей вмиг затрепетали воины и бросить норовят тут своего союзника. А Вельзевул – кричать, а генерал второй – молчать. Не может он союзниками указывать.
Напала армия Большой на три моста зараз, трещит у Неизвестных оборона, вот сдан один мост, сдан второй – и, вот беда, сдаётся третий. А третий мост, что в сердце города, как раз тот мост, где Вельзевул ходил среди палаток, откуда путь повёл он в книжный магазин. Но взяли мост, побили очень многих, а меньше тысяч тридцати союзных войск сдержать тот натиск не готовы. Но ничего уж не поделать – стоят они вокруг дворца. Давно почти все жители дома покинув, открыли двери для солдата; солдат из каждого окна в Большую метит, из каждого угла кидает копья и снаряды отправляет. Но, как известно, без толку.
Король бросает генералов и сам идёт той армии в главу. Руководит прилежно, умно и держится дворец ещё три дня. Но тут оружье поскончалось, союз – бунтует, видит гибель, солдаты мрут, быстрее мух зимой. Кричит король, чтоб воевали, да некому уж воевать. А сам король на поле боя ходит, не скрывая головы три дня, как вдруг на третий метит вражеский солдат ему в живот. Влетает пуля, брызги, кровь. На то король глядит, не понимая, и безучастно он стоит среди огня и трупов. Но вот спохватывается: "О нет, был ранен я! А вдруг смертельно! Народ, войска, послы, союзы! Простите, чем я задолжал вам, простите и прощайте! О славный бог огонь-Ярило, ты знай, тебя люблю!"
И славный умер.
Упало тело Вельзевула, раскрылось чрево у него. Оттуда – мухи мощной стаей вырвались, по кругу полетали и стали тело объедать. Лишь мало времечко прошло, как все: скелет лежит на той земле. Лишь кости белые, гнилые. Тут грянул гром, печаль в народе; ревет солдат, штыком коля. Решай, народ, достоин ль скорби прах Вельзевула-короля?
Ошеломлен народ, но вот – над Старым Светом тучи наклонились, густая тень, и трубный гул все слышат. И вдруг из темноты из чёрных туч взлетают самолёты, их тысячи, и кажется – мильоны. Летят, гудят, врага стреляют, и падают на головы его снаряды. А дальше – танки, тоже миллионы будто; едут, танкисты машут всем. За танками – пехота, мотоциклы, да что за дело, тоже миллион! И рвут и мечут и берут мосты. Мосты лишь взяв, как устремились дальше, и к вечеру уже стал город пуст – врага изгнали и избили, погнали вновь его к границе. То, не иначе, пришла Четвёртая на помощь, хотя и поздно, но ловчее всех. Наутро, лишь врага изгнав, глядят на улицы, что враг попрал, – там, ужас, множество измученных, изрезанных; там много мёртвого народу, что был убит, избит, врагу не став вверяться. Президента там указ был найден: бить всякого, кто власти новой не захочет. И пусть погибли многие, но Старый Свет стоит; и пусть погиб король – но род его остался.
***
Прошло довольно времени с тех пор, война к врагу перенеслась. Уж месяц как четыре славные Страны врага в союзе избивают. А что же Старый Свет, стоит? Стоит. И в нем великий праздник: и пусть война еще идет, король, однако, новый на престол встает. То Вельзевула сын Богдан корону надевать готовится. Повсюду еще гарь, разруха и руины, но пышный люд собрался во дворце, кричат и славу нову воспевают. Цветы, банты, войска в парадной форме и вельможи с галунами. Кругом народу толпы – все пришли. Взошел король на пьедестал, открыл он окна к небу, а там уж славный бог спешит. Тут все от ужаса с восторгом закричали, а лишь Богдан-король стоит, не шелохнется. И вот огонь-Ярило подлетает; то бог могучий, о шести крылах: двумя крылами лик он закрывает, двумя крылами закрывает ноги, еще двумя – летает скоро. Несет в руках он огненный венец и вот, к Богдану подлетая, венец тот на главу ему кладет. Богдан кричит, от жара больно, но шестикрылый держит, он упрям и стоек. Вот боль прошла, Богдан упал, корона к коже, кости принялась.
Взлетел тот славный бог огонь-Ярило и стал произносить:
– Насчет оружия не думай: о танках, о стрелах, – это оружие всего лишь. Хоть камни, палки – все одно. Об имени не думай также, всего лишь имя и не более. А впрочем… сам решай, народ. Но вот о чем подумай, о народ, вот, что понять тебе бы надо поскорей: я никакой не бог. Не бог!
***
Ой, чоп-чибаточек,
Здрастуй, миленький дружочек.
А у нас дома нездарова,
Семья наша невесёла.
Свёкар с печки убилси,
Старый дед абвалилси.