Григорий скрылся в спальне. Послышался звук открывшейся двери шифоньера. Старовер тем временем осмотрелся, осторожно прошёлся по горнице, остановился около старых фотографий, развешенных между окон. Одна особенно привлекла его внимание. Старовер что-то помычал, снял фото со стены и впился в неё цепким взором.
– Одёжа не абы что, – послышался голос Григория из спальни, – но чистая и не рваная. В ней за венгеровца вполне сойдёшь.
Хозяин вышел из спальни и застал Старовера с фото в руках. Он бросил вещи на диван.
– Чего смотришь? – удивился Григорий. Приблизился к Староверу и принял у него из рук фото. На нём был изображён мужчина лет тридцати пяти в амуниции красноармейца с казачьей шашкой наперевес. – А!!! Так это ж прадед мой, Михаил Венгеров. Фотография чудом сохранилась. – Григорий повесил фото на прежне место. – Давай переодевайся, я сейчас ботинки тебе принесу.
Когда Григорий вернулся из сеней с ботинками в руках, Старовер стоял на прежнем месте.
– Ох, горе ты моё… Давай раздевайся, помогу тебе… – в сердцах произнёс хозяин. – Запуганный ты какой-то… Да никто тебя в моём доме не обидит… Немного очухаешься, да я тебя ко врачу отведу.
Вскоре Старовер, обряженный в обновки, сидел за столом.
– Бери хлеб, лучок, редисочку для аппетиту… – хлопотал Григорий. – У меня в печке картошка в мундире варёная стоит. Остыла небось, да ничего холодной можно с сольцой поесть.
Григорий извлёк из печки чугунок с картошкой и поставил на стол.
– Вчерашняя, с вечера варил… – пояснил он, открывая крышку. Он извлёк из чугунка большую аппетитную картофелину и протянул гостю. – Держи, прошлого урожая, но сохранилась хорошо, рассыпчатая.
Старовер взял картофелину, покрутил её в руках, понюхал, словно не ел целый век и забыл, как выглядит простая крестьянская пища. Григорий усмехнулся и подумал: «Забили мужика божьи люди вконец… Все мозги растерял бедолага…»
Затем Старовер надкусил картофелину прямо с кожурой…
Село Спасское. 1894 год
В селе Спасском до первой мировой войны жизнь била ключом. Небольшие кожевенные заводы, маслобойня, мельница, бесчисленные торговые лавки и ремесленные мастерские исправно работали, обеспечивая селян всем необходим. Излишки же продукции реализовались на еженедельных ярмарках в центре города.
Селяне жили в достатке, занимались ремеслом и домашним хозяйством, сеяли и жали хлеба, водили скотину и всем были довольны. Никто не хаял существующую власть, никому и в голову не приходило, что вместо царя-батюшки Николая II может править кто-то другой, ну разве, что его сын и наследник.
Поляки, сосланные почти что полвека назад в эти места прижились и пустили глубокие корни. Станислав Хлюстовский, потомок ссыльных поляков, держал свою мастерскую по изготовлению обуви. Кожи он закупал тут же в селе. Его дом, полная чаша – просторный и благоустроенный, радовал глаз. Хозяйничала в доме Злата, жена Станислава, из рода Якубовских.
Сын Николай рос смышленым и подвижным ребёнком. В свои девять лет во всём старался помогать отцу и матери, опекал младшую трёхлетнюю сестру Кристину.
Станислав считал: Николай должен учиться, чтобы полученные знания по письму и арифметике применять на пользу семейного дела. Ибо в мастерской ему нужны грамотные помощники. Поэтому он решил отдать сына в церковно-приходскую школу.
Однажды за завтраком, сидя за столом, Станислав сказал сыну:
– Закончится сезон жатвы – пойдёшь в школу. Подрастёшь – будет на кого мастерскую оставить.
Николай прожевал хлеб, запил утренним молоком.
– И я смогу читать?
– Сможешь… – подтвердил отец.
– А ты мне купишь книжку про войну? – тотчас выпалил Николай и залпом осушил чашку с молоком.
Отец рассмеялся.
– Матка Боска! – на польский манер воскликнула Злата. – Про какую-такую войну? На что она тебе сдалась? Ты отцу в мастерской пособляй!
Отец рассмеялся.
– Чтение развивает разум! Так говорил мой отец и дед. Если хочешь – достану тебе из сундука книги отца, может одна и про войну найдётся.
– Хочу! – с готовностью подтвердил Николай.
Злата всплеснула руками.
– Балуешь ты его, Станислав! Ни к чему мальчишке голову забивать!
Станислав отрицательно покачал головой.
– Не права ты, Злата. Отец твой, земля ему пухом, считал, что грамота – для богатых. Сиречь ни ты, ни братья твои не умеют ни писать, ни читать. А мои дети будут учиться.
– Неужто Кристина тоже? – удивилась жена.
– Девочкам учиться не грех. – Спокойно отрезал Станислав. – Спасибо за завтрак, дела в мастерской ждут.
Станислав встал из-за стола перекрестился на образа и вышел из горницы.