И мне тошно от того, что я хочу его объятий. Хочу его утешений.
Ещё раз вдохнуть его запах. Ощутить вкус кожи. Сойти с ума в его руках.
Пальцы крюками впиваются в его футболку, сжимают так, что трещит ткань. А я реву белугой, взахлёб, трясусь как ненормальная. И кайфую от его нежных поглаживаний. Бережных. Таких нужных. Всегда, блин, нужных.
— Тихо, тихо, моя девочка. Тихо, моя хорошая. Всё хорошо, ты со мной, я рядом, никто тебя не обидит, никто слова тебе плохого не скажет, я тебя ото всех защищу, не волнуйся, — приговаривает Марк.
Его руки гладят меня по голове, как маленькую девочку.
Господи, я так люблю его. Я, наверное, ненормальная. Конченая дура. Вообще без мозгов. Но сердце заходится, болит. Тянется к нему.
Пытаюсь докричаться до самой себя, напомнить, что произошло, что он изменил, пусть пока не физически, но ведь такая переписка — это почти измена, значит, не любит. Хочет другую.
Но я знаю, что Марк дуреет от меня. Сходит с ума. Фанатеет.
Как, блин, вообще произошло то, что произошло? В голове не укладывается!
И я обманываю себя. Знаю, что обманываю, но нахожу ему три тысячи оправданий. И понимаю, что я слабая, безвольная, бесхребетная дурёха, которая наутро обо всём пожалеет, но сейчас тянусь к нему сама. Позволяю раздеть себя. Зацеловать.
Поцелуи солёные до одури, но такие сладкие, что голова кружится. И я уже выгибаюсь в его руках, постанывая, ёрзая, подгоняя. И подставляю шею под укусы. И сама оголяю грудь, чтобы он вылизал каждый её миллиметр, заставляя меня биться лопатками о клаксон, извещая всю округу, что с этим мужчиной я могу кончить даже без проникновения.
Марк сжимает мои бёдра, короткими ногтями вонзаясь в кожу. Тянет на себя. Легко проникает внутрь.
— Моя горячая штучка, — шепчет довольно. — Нереальная. Просто нереальная. Моя. Только моя. Никому не отдам.
Я молчу. Он может думать всё, что угодно, но в одном ошибается. Он не может отдать то, что ему не принадлежит. А я… я уже не его. И если для Марка этот секс — продолжение наших отношений, для меня это конец. Моё с ним прощание. Улётное прощание со вкусом соли на губах.
Видно, что он тоже соскучился. И потому за первым сексом практически сразу следует второй. И третий. И мне так хорошо, так правильно, так невыносимо прекрасно в его руках, что хочется сделать вид, будто не было никаких фотографий, не было переписки, не было секса втроём и вообще всё прекрасно. Только бы не уходить. Не отпускать. Прилипнуть к нему пиявкой, пробраться под кожу, вонзиться шипом в сердце.
Но самоуважение для меня тоже не пустой звук. Как и гордость.
Если он сделал шаг налево через год отношений, чего можно ожидать спустя пять, десять, двадцать лет?
И я…
Моя страсть к Логану… возможно, для Марка именно она открыла дверь в мир, где существуют другие женщины. И как установить засов снова, я понятия не имею. И не уверена, стоит это делать, ведь измена — личный выбор каждого. Я свой выбор сделала и не горжусь этим. И Марк…
Достаточно! Я решила и стоит придерживаться плана, а не руководствоваться эмоциями. Их слишком много, они дурманят разум и вряд ли помогут сделать правильный выбор.
— Отвези меня в общежитие, пожалуйста, — произношу, с трудом отлепляясь от Марка и возвращаясь на пассажирское кресло, пряча лицо, на котором огромными буквами написано: «Не отпускай!». Платье на броню не тянет, но в нём я чувствую себя немного лучше, а вот бельё улетело вглубь салона авто и искать его сейчас никакого желания. Только наклонись — и Марк примется за старое. И бог его знает, смогу ли я вновь собраться с силами, с остатками их, крохами, чтобы уйти.
— Может, ко мне?
— Нет. Мы с Даной завтра идём в библиотеку.
— Я тебя отвезу с утра.
— Нет, хочу к себе.
Пытаюсь говорить спокойно, но осознание, что мы в последний раз едем вместе в качестве пары, бьёт по нервам. Я могу лишь закрыть глаза и попытаться думать о чём — то другом.
Не получается, ни черта не получается, но я стараюсь. Чтобы не реветь, как идиотка. Не ныть. Не вызывать его жалость. Уходить нужно с гордо поднятой головой, а я… У меня всё болит. Ноет. Тянет. Меня словно пронзили тысячей кинжалов и я по неведомой причине не умерла, сижу и страдаю, ещё и надеюсь на то, что у меня есть будущее. Не представляю его без Марка. Но… нужно. Просто необходимо жить дальше, дышать, ходить, сидеть, улыбаться. Двигаться по жизни. И как — то всё наладится. Не может ведь не наладиться, да?
Из машины выбираюсь по скрипом. Мышцы напряжены и болят, будто я перетренировалась, в желудке кусок гранита, в горле ком. Прекрасные ощущения! То, что нужно для начала свободной жизни!
Язвительность тоже не помогает. Разве что самую малость. Разгибаюсь, задираю подбородок, смотрю Марку в глаза. Он вышел, чтобы открыть мне дверь и сейчас стоит слишком близко и, судя по довольной улыбке, с намерением страстно меня поцеловать на глазах у всего честного народа. Если он есть, этот народ. Никого не вижу. Мир сузился до нас двоих во всех смыслах этого слова, потому что я даже посторонних запахов не ощущаю, только его парфюм, запах его кожи.
Его тёплое дыхание согревает моё лицо, проникает в лёгкие, закутывает нас в единый кокон, где у нас одно дыхание на двоих.
И боже, ну до чего он красивый! Яркий, живой, чувствующий.
— Ничего не получится, — произношу полузадушено. — Мы наделали слишком много ошибок, Марк. И не сможем быть вместе.
— Что ты такое говоришь, Кэти? Ну, разумеется, мы всё сможем!
Он так искренне возмущён и явно не испытывает чувства вины. Ну конечно, с чего бы это? Речь ведь идёт о Марке. О мужчине, который не против поделиться своей девушкой с братом и совсем не против получить за это свой процент — право на измену.
Он обнимает меня и практически несёт прямо в кусты, прижимает к стволу многолетнего дуба, могучего и красивого, кроны которого ровно напротив моих окон.
— Мы всё сможем, милая. Не сомневайся. Мы созданы друг для друга и переживём любое дерьмо. Любое. Мне на всех начхать. Я тебя люблю.
Марк начинает целовать меня, и я таю как замороженная клубничка в пироге, теряю форму, расплываюсь, распластываюсь между деревом и мужчиной, который не видит ни одной чёртовой причины, не желает понимать, почему нам не быть вместе. И я уже тоже ни хрена не вижу и не понимаю. Потому что он уже во мне. Уже движется. Настойчиво — яростно, сильно, до лёгкого дискомфорта.
И взгляд дикий, жадный, немного сумасшедший. Он прожигает душу.
Рукой сжимает шею, придушивая, пришпиливая к дереву. И от этой нехватки кислорода я плыву ещё сильнее, быстрее теряю связь с реальностью.
Есть он и я. А ещё… ещё есть Логан. Он будто обнимает меня сзади, даёт опору, твёрдый и нерушимый, надёжный, крепкий. Я машинально наклоняю голову, подставляя шею его поцелуям. Но их нет. Есть лишь пальцы Марка с коротко обрезанными ногтями, царапающими нежную кожу.
И так легко представить, что это старший Бекендорф, сногсшибательный и сильный, охренительно страстный. И чувствовать на груди его жестокие, мозолистые руки с шершавыми от яхтенных канатов пальцами. Сжимающие. Сми нающие…
Вскрикиваю, не в силах сдержать неожиданно накативший оргазм. Марк движется во мне как заведённый, вбиваясь, вколачиваясь, заставляя сдавленно выдыхать воздух, царапать его плечи, сдавливать их с силой.
Я теряю контакт с реальностью, и прихожу в себя лишь спустя время. Мы по — прежнему соединены, спаяны, по щекам рекой текут слёзы, тело потряхивает от разрядов безжалостного электричества наших чувств.
Это какой — то мазохизм — вот так прощаться.
Жестоко по отношению к себе. Да и к Марку тоже.
И по — хорошему нам бы поговорить. Но я не могу.
Не сейчас. Может… никогда.
Осторожно опускаю ноги на землю. И они даже держат. Делаю глубокий вдох, смотрю в его глаза. Такие прекрасные, восхитительные глаза, в которых вижу обожание и затухающий огонь страсти. И эта его невероятная улыбка, немного ленивая, вальяжная…
Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Почему всё так сложно?
Давай, Кэти, ты сможешь. Ты сильная, ты справишься. Ты не тряпка! Соберись!