– Тварь никто не видел, смазанное движение, – отчитывался Ник. – Разведка вправо – увели, мы – влево. Лучше всех разглядел Каа: верхняя часть как пенек. У Сойки с Элифом только ощущения.
С утра я все никак не мог отдать приказ на выступление. Что-то тревожило. Людей расставил наблюдать по бойницам. Элиф с Сойкой пробежались.
Лом подозвал Ника ко мне.
– Говори, что?
– Такое чувство, что тварь рядом, – сказал я, задумавшись.
– Леший? – уточнил Ник.
– Не стоит называть имена, Ник, – высказал ему претензию Лом.
– Лом сейчас высказал точку зрения всего отряда, Ник.
– Предрассудки! – фыркнул аналитик.
– Да, – согласился я, – предрассудки, привычки, мифы, легенды, случайности и закономерности, а также суеверия, но ты-то заешь, есть наука, которая точно знает, вот только область этого знания настолько мала…
– Гор! – остановил меня Лом. – Время тянешь? Что за чувство?
– Хм, блин, даже объяснить не могу, вибрация чуть выше солнечного сплетения.
– Предположу чувство страха.
– Скорее всего, иррациональное.
– Хорошо, чувствуешь вибрацию, и чего? Как это связано с тварью и нашим нахождением здесь? Пойми меня правильно. – Лом задумался. – Мне нужно понимать, что происходит. С тобой раньше такое было?
Вдох, выдох, я думал.
– Скорее нет, я не уверен, просто я видел эту тварь.
– Видел и молчал? Надо же записывать, систе…
– Ник! Помолчи пока. Гор, продолжай.
– Раньше такого не было. Страх? Похоже. Возможно. Короче, я предпочту сегодня посидеть на заставе, разобраться в себе, понаблюдать.
– Все? Теперь я могу сказать? – Ник уставился на Лома.
– Чего делаем, Гор? – не отреагировал на Ника Лом.
– Выставь дежурных наблюдать за окрестностями, любое движение, непонятки. Сегодня мы сидим здесь!
– Понял, командир, теперь все! Ник!
– Рассказывай, Гор. – Ник навострил уши.
– Способен к ускорению, не вынослив. Короткие ноги, длинные руки. Голова… глаза со всех сторон, огромные, короче, видит сразу со всех сторон, но, видимо, ночное.
– Все?
– Кожа – как будто был очень толстый, потом похудел, висит, плюс вся в морщинах.
– Ты это как увидел все?
– Мельком, Ник, мельком.
– Ага, ладно, Сойка с Элифом от него убежали.
– На грани.
Весь день тишина. Лом менял наблюдателей каждые полчаса. Даже нашли возможность забраться на крышу. Элиф слушал, Сойка нюхала, остальные смотрели – ничего. Под вечер небо затянуло тучами, пошел мелкий дождь.
С нового утра ощущения не пропали. Но дождь размочил верхний слой. Следов вокруг не было.
– Форма – квадрат. Готовность к бою. Лом, командуй.
Шли в среднем темпе. Тетиву стрелки натянули, но луки убрали от дождя в чехол.
Приняв решение на выход, я сразу успокоился, ощущения остались, поэтому на еде не останавливались, да, под дождем это не лучшая идея.
Тварь ударила, когда расслабились. В прямой видимости следующей заставы.
Что-то промелькнуло, а потом в бок врезался комок грязи, ком грязи. Меня сбило с ног, а из кома вылезали пропеллеры рук – восемь. Посередине строя. Нет, только две, просто очень быстро. Строй разлетелся, как городки. А тварь замерла посередине, слегка поворачивая голову.
Сойка с Белкой уже вытащили луки, Лом с Маутом разворачиваются, Джин уже готов – щит вынул, в руках топоры.
Остальные, как и я, – откатываемся и встаем на ноги.
– Фиксирую разрушение кольчуг: нашей, Каа, Сойки. Раненых нет.
– Рекомендую присесть на колено с выпадом, целимся в горло.
Я согласен, и копье уже на месте предполагаемого удара, но тварь сместилась чуть назад, подставляя предплечье под топор Джина. Две стрелы вонзились прямо между глаз, войдя на весь наконечник.
Топор Джина застрял в предплечье, и этой же рукой тварь бьет по рукам Джина, наручи корежит, но они выдерживают, Джина разворачивает и отбрасывает.
Другой рукой тварь сбивает стрелы и бьет наотмашь Маута, попадая в щит. Маут сдвинулся, но удар сдержал. Еще две стрелы – Каа и Болт, одна попадает в глаз, и тварь, проскользнув между Ломом и Каа, сбегает. Выдох…
Я, Маут, Лом – первая линия, щиты. За нами стрелки наложили стрелы. Джин подхватил щит и прикрыл Каа. Вдох.
– Пять секунд боя! – выдает Ник.
– Раненые?
– Есть, – слышу я возглас Белки справа, а слева – звук падения. Каа выронил лук и ничком упал на землю.
Десять минут нам понадобилось, чтобы добежать до заставы и поднять Каа в комнату.
Лестница наверх, дверь закрылась, люди осели на пол, потом вскочили.
Ник с Элифом оказывали первую помощь. Ник – больше теорией, Элиф – всем остальным. Белка крутилась рядом.
– Ну, чего там? – каждые десять секунд задавала она.
Есть причина не брать близких в один поход, как и сближаться в нем.
– Еще раненые есть? – огляделся я.
– Только ты, командир, – подошла ко мне Сойка, указывая на распоротую кольчугу.
– Да тут царапина, уже смотрел.
– Хорошо, но давай обработаем.
– Если я сниму кольчугу, потом не надену, тут синяк во всю грудину.
– Молодец ты, командир, царапина, синяк, а раненых нет, – шептала Сойка, убирая мои руки и осматривая место повреждения. – Могу обработать, не снимая.
– Ай. – Сойка чистила все же достаточно глубокую царапину. – Вот скажи мне, Сойка, все женщины любят копаться в телах мужчин?
– Ой, да не переживай, щас подую, все пройдет. – Она подула, и вправду стало легче.
Подошел Ник:
– Ты как?
– Царапина, как Каа?
– Повреждена печень, неглубоко, обработали. Аргон заклеил, посмотрим, что будет до утра, но прогноз – короче, нужен лекарь нормальный.
Я посмотрел на Каа. Тот лежал, слабо улыбался, слушая Белку.
– Разведчик – санитар. Сойка, а почему ты не отучилась на медика, как брат?
– Мне не нравится, – ответила девушка, вонзая иголку в край раны.
– Да? Я бы не сказал, неужели крови боишься?
– Крови не боюсь, мне больные не нравятся, – ответила она, зашивая. – Все, как новенький!
Ночь прошла под чуть слышную заунывную песню Белки из трех куплетов о мертвых землях, о мертвых водах, о мертвых воинах. Общий смысл – мы все умрем, просто, конкретно мы, сейчас. Странным образом песня прочищала мозги.
Эмо с Умом тихонько подпевали, с каждым куплетом все больше и больше попадая в унисон и друг с другом и с Белкой, отчего казалось, что меня окутывают волны звука. Вдвое странное состояние между сном и не сном. Со всех сторон серый туман, двигающийся в такт с песней.
Серость проникала сквозь кожу, разливалась по венам, сгущалась в костях, и только маленький комочек света внизу живота не давал мне слиться с туманом. Свет и ритм.
Ритм раз за разом нагонял волны серого тумана на свет, но он же, раз за разом делал свет ярче, пока наконец я не увидел еще две еле мерцающие искры, одна – бесконечно глубоко внутри, другая – бесконечно далеко снаружи. Я между ними, как бусинка на ниточке.
Просыпался я уже под другую песню. Как морской прибой, нет, скорее как мерный шаг по только что выпавшему снегу. Снежинки хрустят и сминаются.
– Холодно! – еле выговорил я и открыл глаза.
– Наконец-то!
Я лежал в комнате. В углу, источая жар, пылал камин, дрова потрескивали, огонь освещал черноту ночи алыми всполохами. Пахло огнем, пихтой и полынью. Закрыл глаза, открыл.
– Что случилось?
– Инфекция в ране.
– Каа? – Я повернул голову.
Девушка помотала головой. Ее лицо не было покрыто краской, отчего выглядело особенно белым. Непривычно.
– Умер, – прошептала Сойка одними губами.
Я закрыл глаза, тело начало согреваться, становиться живым, цветным.
– Каждый третий поход четвертой категории приводит к гибели одного участника похода. Предположу, именно из-за этого избегают эмоциональной связи внутри отряда.
Я поднял руку, сила вернулась, протянул ее Сойке, она удивленно посмотрела, но пожала.