- Тут я сам справлюсь, Рентин, а ты послушай мысли! - проговорил король, присаживаясь возле стены и берясь обеими руками за плечи живописца. – Я хочу точно знать, что за святой брат был здесь и много ли смог подслушать!
Рентин вернулся к двери и принялся водить руками по ее расписным створкам, прислушиваясь к оставленным следам. Брови его все больше поднимались, а голубые глаза округлялись от удивления. Что он там услышал?
Голос короля Ригидона тихо запел, к нему присоединился звонкий женский голос. Нарика? Дарион подумал, что ее надо скорее прогнать из приемной, не надо неопытной мыследее смотреть на такое, но было уже поздно. Белая, как ее праздничная рубашка, Нарика сидела около художника и пела вместе с королем, водя руками над обожженным лицом и разбитым плечом живописца.
- Светит в поле огонек,
Светит, не сгорит.
Сколько б ни было дорог,
К дому путь лежит.
Оба действовали спокойно, как бывалые мыследеи-целители, и Дарион не стал мешать. Пусть лучше Нарика помогает королю, чем сидит за дверью вместе с князем Ленорком и мучается жуткими догадками.
Дарион присел возле обожженного старческого тела, князь Питворк склонился рядом. Надо же, какая сильная огненная струя - так обычно бьют пламенем драконы, но дракона здесь определенно не было. Начальник охраны, отвернув надушенные кружевные манжеты, несколько раз провел руками над тем, что осталось от наполовину сожженного тела.
- Такого у меня еще не было, - проговорил он, разогнувшись. – На теле, которое только что было живым, не слышно ни одного мысленного следа! Конечно, слуги Огня умеют запутывать мысли, но полностью их скрыть никогда не могут. Убитый старик разговаривал, мысли, высказанные вслух, должны были оставить четкий след, но на теле не осталось ничего.
- На двери и на оконной раме тоже пусто, как будто к ним никто, никогда не прикасался, все следы начисто стерты, - подал голос Первоучитель Рентин, перешедший к разбитому окну. – С научной точки зрения, это невозможно сделать обычными средствами, но это может быть неизвестное науке явление.
- Я тоже ничего не слышу от двери до третьего окна, - пророкотал змей Дирт и потянулся хвостом к четвертому окну, а начальник охраны снова засвистел в свой свисток так, что зазвенело в ушах.
- Больше того, зачем радетелю понадобилось убивать направника именно во дворце, где стражники стоят на каждом шагу? - продолжал князь Питворк, убирая свисток и разглядывая окна с остатками цветных стекол. - Почему бранился в королевской приемной? Почему он так кричал на старшего по званию и дважды бил огнем?
- С наибольшей вероятностью, судя по его крикам, я могу предположить, что он был вне себя от гнева, - проговорил Первоучитель. – Но что его могло так разозлить, ведь не замечания художника?
- А зачем он раздел старика? - размышлял вслух князь Питворк.
- Может быть, он хотел украсть его хламиду и колпак? - спросил Дарион. – Но каким огнем убийца жег, будто дракон?
- Жег он, вне всякого сомнения, огненной карой, - сказал князь Питворк, - но почему он устроил разгром в приемной дворца ради такой мелочи, как хламида направника? Почему он убил его не на улице, не на дороге, не во дворе храма, в конце концов?
- Что такое огненная кара, это какое-то оружие? – не отступал Дарион. Ему было неловко снова признаваться в своем незнании, однако оставаться в неведении было еще хуже.
- Оружием может стать все, что угодно, - философски заметил начальник охраны. – А откуда слуги Огня берут огненную кару, и что это такое, до сих пор никому неизвестно. Вне храмов Огня она редко встречается.
Не потому ли охрана не торопится выгонять слуг стихии из дворца? Возможно, князь Питворк хочет держать врагов ближе, чем друзей, рассчитывая со временем разобраться в их оружии. А что это висит на оконной раме, да еще почти под потолком? Змей вытянул хвост вдоль разбитых окон, и Дарион вспрыгнул на него, стараясь ни к чему не прикасаться руками. Вытащив нож, он осторожно снял его концом несколько золотистых нитей с оплавленной свинцовой планки и стряхнул их в подставленную ладонь князя Питворка.
- Мыслей не ней тоже нет, но нитка явно от хламиды, - проговорил начальник охраны. – Скорее всего, той, которую убийца снял со старика, но как она попала на такую высоту?
- У четвертого окна мысли уже слышны, но об убийстве в них нет ничего, - пророкотал Дирт, шевеля хвостом возле окна в дальнем конце приемной. От сожженного тела до кончика его хвоста было не меньше десяти локтей.
- И ближе действительно нет ни одной мысли, - подтвердил Первоучитель Рентин. Король встал на ноги, делая знак Нарике, чтобы продолжала лечение. Нарика продолжала напевать, водя руками над ожогами художника.