- Живописец пришел в себя, допрашивать уже можно, - сказал король князю Питворку, - когда закончите допрос, обо всем доложишь лично мне. Ученый брат Рентин, пойдем, ты мне нужен!
Первоучитель оторвался от напрасного прослушивания окна и вместе с королем проскользнул в тронный зал, стараясь не прикасаться к Дирту, а в приемную вбежал румяный молодой человек со свежим шрамом от ожога на щеке.
- Дознаватель второй степени Тераль от Красных Ворот прибыл по приказу твоей милости! - вытянулся он перед начальником охраны во весь свой небольшой рост. Это что за умник?
Князь Питворк отвел в сторону румяного дознавателя и принялся что-то объяснять ему, показывая нитку от хламиды. Тот внимательно слушал, краснея и бледнея, когда Дирт приподнимал чешую или шевелился. Дарион посмотрел на художника, рассеянно глядящего в потолок. А может, расспросить его, пока охрана только собирается этим заняться? Если художник Сеан сам никого не жег, то вполне мог быть сообщником. Пока король доводил до конца назначение старшины, живописец мог десять раз позвать стражу, а он только ругался и кашлял. Дарион наклонился над художником.
- Скажи, Сеан, ты видел, кто устроил пожар?
Нарика посмотрела на него укоризненным взглядом, а художник живо сел у стены и закричал так же возмущенно, как прежде.
- Как это - я видел? Ты намекаешь, что я в этом виноват? Это переходит все границы нравственности! Это ни на что не похоже!
Нарика в испуге отдернула руку от неистового живописца.
- А может, ты видел лицо убийцы или глаза? – настаивал Дарион.
- О чем ты спрашиваешь? Этот вопрос оскорбителен, поскольку предполагает мою причастность! - продолжал возмущаться Сеан. – А мой учитель, великий Витол Сегдетский всегда говорил, что творческий талант бежит от зла! И я не обязан отвечать самозванцу, лезущему из грязи в князи! Восемнадцатый день Серпа все расставит по местам!
- Успокойся, почтенный Сеан, королевский суд во всем разберется! - попыталась успокоить его Нарика. Румяный дознаватель подбежал к художнику с другой стороны и присел рядом, взяв его за руку.
- Не раздражай его, старшина Дарион, – проговорил он, - почтенный художник Сеан, конечно, не был сообщником убийцы, это не соответствует его характеру. Но, несомненно, он видел преступление своими глазами и прекрасно помнит, как оно было совершено. Вне всякого сомнения, человек с творческим складом души сохраняет образы на самом дне своей памяти, откуда обычный человек никогда не смог бы ничего извлечь. И ты, художник Сеан, конечно, помнишь, как выглядел служитель Огня, который пришел первым.
Глаза художника заблестели, как будто он начал вспоминать, князь Питворк присел с другой стороны, отодвинув Нарику, и взял свободную руку живописца.
- Да, я отчетливо помню то, что видел, просто я не могу вспоминать, когда передо мной сидит какой-то сомнительный родственник! – заворчал художник Сеан. – Я прекрасно помню, что убийца был в хламиде радетеля, а судя по фигуре и движениям, он был моего возраста.
Сеану было на вид около сорока, а по красивому голосу убийцы можно было действительно считать его человеком в расцвете сил. Художник поднял глаза к разбитому окну, и продолжал.
- Направник даже в хламиде выглядел старым и дряхлым. Я хорошо помню, что руки под складками рукавов у него дрожали.
- И ты, конечно, сразу понял, что так разгневало радетеля? Ты отчетливо видел, как он выглядел при этом?
Молодец дознаватель, умник столичный, сообразил, как разговорить вздорного художника без всякого давления! Льстит, уговаривает, и вот уже память заработала, хотя ничего нового живописец пока не вспомнил.
- Его раздражало каждое мое слово, он дрожал от гнева, слыша любые возражения, и еще у него были такие округлые, плавные движения, он широко разводил руки, а когда указывал мне в лицо, будто бил копьем! Это было за гранью нравственности!
- А почему было два взрыва, ты понял, конечно? Это не всякий сможет понять, но ты наверняка понял сразу…
- Человеку с художественным складом ума все было ясно с первого взгляда! Сначала он ударил огнем в колпак старика направника, чтобы попасть в голову, а потом наклонился над упавшим стариком, сдернул с него хламиду и колпак, сунул под мышку и ударил огнем второй раз, в грудь. Это переходило все границы нравственного!
- Ты художник, а значит, к твоей особой зрительной памяти прилагается и сложное душевное устройство, которое помогло тебе запомнить движения, фигуру и походку…
Пожалуй, живописец сейчас даже нарисует убийцу, уже шарит рукой по полу в поисках инструмента.