«Инстинкт. Страшное дело. Ничего не поделаешь».
В раздевалке повесив нос сидел дебютант Рашко. Даже не смотрел на дверь.
«Держу пари, что сейчас ему хочется весить даже не сто, а все двести килограммов. Но тогда его положение было бы еще страшнее».
— Эй, малыш, ну-ка улыбнись!
— Мне не до смеха.
— Давай, зайчик, улыбнись, ну прошу тебя… Да знаешь ли ты, что со мной делали, когда я был такой, как ты?
— Да, но не такое ужасное туше…
— И туше было, сколько хочешь. Целая куча туше. И притом я проигрывал ребятам, которые в дальнейшем вообще не стали борцами.
— Со мной до сих пор не…
— Ничего, ничего.
— Теперь меня не возьмут в сборную.
— Слушай, что я тебе скажу. Наступит день, когда ты займешь мое место в моем весе, но, если сейчас ты не улыбнешься, я тебе это место не уступлю.
Парень криво усмехнулся:
— Ха. Тогда я останусь в своем весе.
Данчо не волновало, как проходят остальные встречи, он знал — все идет нормально. И так было на самом деле. Когда он вернулся в зал одетый в спортивный костюм, он понял, что все болгары выиграли и счет теперь 7:1. На ковре сейчас был Вырбан. Его противник, какой-то Спенсер, производил впечатление амбициозного человека.
«Дрянной поединок. Никакой красоты. Двигаются, как гиппопотамы».
Вырбан попытался применить какой-то прием, скрутил противника, в зале наступила тишина, но ирландец вывернулся, и снова стало шумно. Вырбан тяжело дышал, Спенсер перешел в наступление.
«Вырбан еще не избавился от последствий травмы. Чувствуется, что у него болит плечо — вон как он двигает рукой. Но держится, дьявол. Молодец!»
«Да-а, поединок плохой. Никакой красоты. Но наш держится молодцом. За это ему можно простить и рост, и килограммы. Смотри-ка… Браво… Ура!»
Публика ликовала по поводу еще одной победы, но не так, как радовалась победе Данчо. Просто уже попривыкла.
«Хороши мы в легком весе».
С трибуны кто-то внезапно заревел: «Давай, чемпион!» Вероятно, кто-нибудь из Несебра. Данчо нахмурил брови.
«?»
«Да нет, нет. Никогда я его не ненавидел. Никогда. Мы ведь друзья, у нас хорошие отношения. Только перед матчем я всегда немного… немного… понимаешь… Хоть сто лет еще буду бороться, в ста чемпионатах приму участие, в пятидесяти олимпиадах — все равно буду немного… Это просто нервы… Или кто знает?»
В автобусе Орешек сидел рядом с Вырбаном. Тяжеловес выглядел разбитым, у него болело плечо. Данчо чувствовал себя отлично. Перед ними как стена возвышалась спина Станко, одна из самых могучих спин Европы. Спина слегка горбилась, от нее исходило плохое настроение: некоторое время назад она чуть было не распласталась на ковре, но удалось вывернуться, и встреча закончилась вничью.
Вырбан зашептал Орешку в ухо:
— Если бы ты только знал, как я завидую этому Станко! Ему не надо постоянно следить за своим весом, его категория не имеет верхнего предела — сколько хочет, столько может прибавлять. Сколько же он ест! А я вечно голоден, страшно голоден…
Перевела Татьяна Прокопьева.
Победа в Неаполе
В то время мармелад продавался по карточкам. И люди думали о мармеладе больше, чем о велосипедах.
И тем не менее существовала велосипедная мастерская под названием «Чемпион мира». В темном и сыром помещении всегда горел примус, из-за маленького грязного прилавка выглядывала сутулая фигура Влади Иларионова.
Вы не могли не слышать об этой известной велосипедной мастерской. Она и по сей день находится на том же месте, носит то же название, да и Влади Иларионов все такой же. Он совсем не изменился…
Тогда люди обычно сами чинили свои велосипеды. Ведь только что кончилась война…
Учебный год подошел к концу, и в одно прекрасное утро внезапно начались каникулы. Отец сказал:
— В его годы я уже был подмастерьем.
— Ему незачем идти в подмастерья. Слава богу, можем прокормить, пока не закончит учение, — сердито ответила мама.
— А кто говорит, что он должен идти в подмастерья? Я ничего такого не говорил.
— Знаю я, куда ты гнешь.
— Никуда я не гну. Но уверен, что физическая работа пойдет ему на пользу.
— Ну и что?
— Вместо того чтобы болтаться по улицам, пусть покрутится около Влади Иларионова. Хоть чему-нибудь научится, поработает руками.