И мы вдыхаем глубоко, полной грудью. А ведь еще вчера мы были отделены друг от друга, замкнуты в темных бетонных колодцах города. Сегодня мы — вместе… МЫ… Крепкое, уверенное в себе существо, нет преграды, которая остановила бы нас. Всемогущее в своей совокупности существо, недоступное ничему чуждому. Чуждость — не допустим!..
Затворился круг нашей группы — в этой замкнутости мы свободны.
В одиночестве ты всегда начеку, ты закручен колючей проволокой своей личности, ты должен защищаться… И самое трудное — ни на секунду не ослаблять самоконтроля!
Но вот единицы перерастают в МЫ, сразу — легче. Переводим дыхание.
Дисциплина? Все равно это легче, чем самодисциплина.
Беззаботность — групповая добродетель.
Гора дыбится под нашими шагами. Перед нами — небо, под нами — бездна.
Общая устремленность вперед — сплачивает. Шагаем один за другим, объединенные горой. Мерный шаг — первозданное наслаждение тем, что можешь двигаться вперед.
Горы — это бесконечный ритм. Хребет за хребтом, вершина за вершиной…
И в этом ритме движется наша колонна. Плечи вздымаются, подобно хребтам. Хребты вздымаются, словно плечи.
Небо, глубокое и спокойное, оттеняет тревогу гор. Гребни гор — скачущая диаграмма земного сердцебиения.
Шагаем — единый, бодрый, постоянный ритм.
В одиночестве — не постигнуть такого ритма.
Шаги одиночки — уязвимы…
Мы — иное, мы — устойчивы.
Ритм передается от человека к человеку по какому-то невидимому проводу… Цепочка… Гармония, почти певческая…
Снег, чистый, незапятнанный, легко слагается в радугу.
Так и мы — разноцветные характеры, слитые в единую радужную дугу.
Общий ритм стирает различия.
Здоровье и счастье обретаешь в этом групповом ритме.
Должно быть, одинокая горная река вот так же блаженствует — вливаясь в море, она теряет и одновременно находит себя.
Чередуемся — прокладываем тропинку…
Бранко выходит вперед. Он все принимает всерьез. Он еще очень молод.
— Я забыл темные очки! — тревожится он, ведь первопуток нужно вначале наметить взглядом.
Тот, кто только что был впереди, переводя дыхание, поджидает остальных. Он, первый, получил право на мгновения отдыха, перед тем, как стать последним.
— Посмотри в левом кармане рюкзака… Я, кажется, захватил две пары… — Раздутый рюкзак поворачивается к Бранко. — Вот тебе от меня на день рождения подарочек — темные очки!
Насмешник чувствует себя обязанным откликаться на всякую шутку другого, и сейчас голос его несется откуда-то из середины цепочки:
— Подарок для совершеннолетнего! Больше не будешь смотреть на мир через розовые очки!
Конечно, не всегда старания Насмешника увенчиваются смехом. Но нам довольно и того, что он всегда «на посту».
Вообще-то он использует один и тот же прием: вставить последнее слово. Но мы получаем двойное удовольствие: во-первых, ни за кем не остается последнее слово, а во-вторых… иногда получается очень смешно.
Мы готовы смеяться даже не очень удачным шуткам. Наша группа настроена на веселье. Общее веселье окрашивает интонации каждого голоса.
А белизна снега четко выделяет каждый силуэт, каждый жест, каждый взрыв звонкого хохота.
А Поэт, который только что прокладывал первопуток, пережидает нас, присев на корточки, чтобы затянуть потуже шнурки ботинок.
А позади всех пока шагает другой, непризнанный поэт. Завороженный картинами гор, вскидывает портативную камеру и снимает, снимает…
Забывшись, ударяется о ранец присевшего.
— Ты что?
— Да так, — бормочет оператор Слав и торопится вперед.
Поэт провожает ироническим взглядом неловкие шаги оператора. Восторженность этого человека кажется Поэту наивной. Он снова наклоняется над ботинком.
И тут Слав быстро оборачивается и щелкает… Поэт ничего не заметил, он и не подозревает, что смешной снимок неуклюже присевшего на корточки альпиниста будет последней памятью о нем.
Никто не знает, каким его запомнят.
— Хватит тебе государственную пленку тратить! — Это, конечно, Насмешник окликает оператора.
Но тот не слышит. Горы нахлынули на него, подобно морскому приливу. Он захлебывается. Волна за волной, и каждая — все выше. Пейзаж за пейзажем — все поразительней. Он беспомощен перед этим напором белизны и высоты, он уже пошатывается, как пьяный. Нет, здесь не хватит ни пленки, ни умения, ни времени. А мы смеемся над ним.