Да, да, Савов ругал его на последнем собрании… Но не за потерю спортивной формы, нет… За что же? Ага за то, что «отделяется от коллектива, проявляет небрежность и высокомерие на тренировках, вращается в дурной компании…». Дико почувствовал себя по-настоящему задетым, особенно последним замечанием — по поводу компании. Ответил достойно, кратко, но этого было достаточно — Савов наверняка почувствовал, как Дико презирает таких, как он. Можно было бы сказать еще резче, если бы не Петрунов, заместитель председателя спорткомитета, — Дико было известно, что Петрунов двоюродный брат Савова…
Снова откинулся на подушку, согнул газету так, чтобы видна была первая строка после заглавия:
«Веселин Николов — «Ударник» — хорошо!.. Слегка продвинул газету вверх — показалась вторая строка:
«Антон Койчев — «Спартак» — ничего, годится!.. Обычно в таких списках Дико находил свою фамилию среди первых трех игроков. Поэтому с особым трепетом он ждал третьей строки. Пальцы медленно подняли газету, он невольно перестал дышать:
«Марин Савов — «Академик»… Обидно, как же они могли поставить молодого Савова впереди него… За Савовым следовал Иван… Кто? Ха-ха, Длинный! Да они совсем с ума сошли! Длинный тоже играл в нападении и часто замещал Дико. Разволновавшись не на шутку, Дико быстро проглядел список до конца. Его фамилии не было… Да не может этого быть!.. Еще несколько раз пробежал глазами сообщение, и правда, голая и холодная, беспощадно встала перед ним — его выгнали…
Дико почувствовал, как загорелись щеки, потом все тело запылало, он облился липким потом. Нельзя же так!.. Конечно, последнее время он и вправду не в форме, это ясно, но надо было хотя бы предупредить… И вообще, с ним нельзя так поступать, он не случайный человек в спорте!.. Он живо представил себе, как все собираются в зале стайками, шушукаются, а некоторые даже радуются… Разве мало у него завистников — он уже десять лет играет в национальной сборной, шутка ли! Кто еще может похвалиться таким рекордным сроком? Да, у них он не найдет ни понимания, ни поддержки. Он представил себе трибуны, сплошь забитые людьми, обыкновенными болельщиками, для которых его имя было связано с самыми блестящими победами родного баскетбола. Они любили его, аплодировали ему, кричали «браво», подбадривали… Но когда это было? Даже в воображении он видел, как они тесно сидят на скамьях и — молчат. Да, да, вот уже год-полтора они будто забыли о его существовании, не замечают его — не рукоплещут и не свистят. Равнодушное молчание… Усталость свинцом придавила тело к кровати, и Дико на миг показалось, что это та самая усталость, которая капля по капле гнула его после каждой игры и в конце концов спрессовалась в холодный тяжелый слиток где-то под ложечкой.
В комнате было холодно и тихо.
«Нет, нет, не может быть! — вдруг взорвался он и резко вскочил. — Нет и нет!» Тут, наверно, вкралась какая-то ошибка, может, просто в редакции пропустили… Предстоит Рим, встреча с итальянцами. А может, решили попробовать обойтись без него, а когда увидят, что дело не клеится, тогда — пожалуйста, прошу вас…
Дико быстро надел тапочки, привезенные из Алжира. Из мягкой зеленой кожи, обшитые золотым шнуром, они хорошо смотрелись на его узкой ступне. Обычно он надевал их, когда к нему должна была прийти какая-нибудь девушка, — экзотические тапочки обращали на себя внимание. Ему захотелось курить, но в пачке сигарет не оказалось. Он не делал запасов, но сейчас ему вспомнилось, что дня два назад несколько сигарет осталось в серванте. Дико подошел и вдруг почувствовал, что инстинктивно старается не смотреть. Это было смешно! Он заставил себя поднять глаза — в середине лежала самая большая и красивая медаль. Он получил ее в Париже от Французской федерации баскетбола по случаю сотой международной встречи, которую он провел во Франции.
Речи, публика рукоплещет, ему подносят цветы, его целуют красивые девушки, все мило и торжественно… Странно, сейчас об этом думалось как о происшествии, случившемся с кем-то другим. Он усмехнулся. Взял сигарету, закурил и отправился в ванную. Мылся долго, с шумом, с ожесточением растер до красноты мохнатым полотенцем лицо и тело — мытье освежило, но тяжесть в груди не проходила. Старик постарался — приготовил ему вкусный завтрак: бутерброды с ветчиной и несколько блинчиков с вареньем. Есть не хотелось, завтрак остался нетронутым. Старик обидится, но что делать — не до еды…